— Наверное, с тобой все-таки захотят побеседовать в
милиции. Ты близкая подруга… — Витька томился, и я спросила:
— Ты не хочешь, чтобы я рассказывала про любовника?
— Не хочу, — ответил он. — Не надо всей этой
грязи…
— Но если я не скажу об этом, то и про фабрику молчать
придется, иначе, как все объяснить?
— Вот и молчи…
— Ты предлагаешь мне вводить в заблуждение следствие…
— Ладно, как знаешь… Ты где сейчас?
— На конечной седьмого маршрута, возле бассейна.
Слушай, а машина в каком состоянии?
— В отличном.
— Тебе ее вернули?
— Перегнали на стоянку ГАИ. Черт с ней, с машиной, мне
Алька каждую ночь снится, неживая. — Он заплакал тихо и горько, и я вместе
с ним.
— Витя, — позвала я. — Прости, но я, ей-богу,
не знаю, что тут сказать…
— А что тут скажешь? — ответил он и повесил
трубку.
За моей спиной уже выстроилась очередь, однако слезы
произвели впечатление: народ безмолвствовал, проявляя понимание. Я уныло
побрела по улице, забыв про такси. Надо идти в милицию. Заниматься розыском
убийц с Мишей мне не по силам: уж очень опасно. А в милиции люди за это деньги
получают.
Я замерла, повертела головой, пытаясь сориентироваться, в
каком я сейчас районе, после чего обратилась к прохожему:
— Вы не скажете, где здесь РОВД?
Мужчина начал путано объяснять, а я кивать. Потом
отправилась плутать по улицам. Однако районное отделение найти оказалось
несложно, свернув в очередной раз за угол, я обнаружила здание, выкрашенное в
ярко-желтый цвет, с нужной мне табличкой на фасаде. Вместо того чтобы увеличить
шаг, я притормозила, а потом устроилась на скамейке. Что рассказывать и о чем
умолчать?
Пока я ломала голову, в поле моего зрения появилась темная
«девятка». Она медленно проехала мимо, а потом замерла в нескольких метрах от
моей скамейки. В «девятке» не было ничего подозрительного, окно со стороны
водителя открылось, молодой парень лениво посмотрел на пейзаж вокруг и закурил,
стекла были темные и разглядеть, один он там или нет, возможным не
представлялось. «Далась тебе эта „девятка“!» — разозлилась я, но машина упорно
вызывала тревогу. В свете последних событий все движущиеся в радиусе десяти
метров предметы меня беспокоили. «Или иди в милицию, или к Мише!» — прикрикнула
я на саму себя и поднялась. Не успела я сделать и трех шагов по направлению к
заветной двери, как из «девятки» вышел парень, лучисто мне улыбнулся и спросил:
— Девушка, не скажете, который час?
— А что случилось с вашими часами? — спросила я в
свою очередь, тыча пальцем на его руку.
— Стоят, — еще лучистее улыбнулся он.
Я попятилась и заявила:
— Если еще шаг сделаете, я закричу. А тут милиция,
табличку видите?
— Я ж у вас время спросил, — вытаращил глаза
парень.
— Я вас предупредила, а там как хотите…
Пока парень возвращал свои глаза на место, из-за угла
появилось такси, я махнула рукой, машина остановилась, я запрыгнула в нее и
сказала:
— В ближайшее отделение милиции.
Водитель повернулся, посмотрел на меня и сказал, кивнув
головой на здание канареечной расцветки:
— А это не подойдет?
— Не подойдет, — отрезала я.
Он пожал плечами и тронулся с места. На первом же светофоре
я заприметила «девятку» и начала томиться. Вскоре ее заметил и водитель.
— Это за тобой? — сурово спросил он, я замотала
головой, но не убедила его, потому что он заявил: — А ну, давай выметайся!
— Да вы с ума сошли! — ахнула я.
— Выметайся! — повторил он. — Мне приключения
без надобности.
— Какие приключения, если я прошу вас отвезти меня в
милицию.
— Просишь, — согласился водитель. — Вопрос,
доедем ли…
Умеют же некоторые успокаивать. Он уже тормозил, а я до
смерти перепугалась: ненавистная «девятка» маячила в стороне, но, заметив, что
мы остановились, начала приближаться. Я готова была взвыть в голос и тут
увидела двадцатипятиэтажку, прозванную в народе «Пизанской башней». Она была
одной на весь город и печально знаменита тем, что в ней вечно чего-то
недоставало: то воды, то газа. Через полгода после сдачи дома выяснилось, что
подобные высотки строить у нас нельзя, сданное в эксплуатацию сооружение, точно
желая подтвердить это, вдруг дало крен вправо, незаметный глазу, но чутко
уловленный специальными приборами. От мысли строить двадцатипятиэтажки сразу
отказались, а людей из «Пизанской башни» решили выселить, но не выселили и
пятый год вели дискуссию о последствиях где-то там образовавшейся трещины в фундаменте,
вгоняя тем самым жильцов в тоску.
— Высадите меня у «Пизанской башни», — попросила
я, водитель покосился на «девятку» и кивнул.
Башня возвышалась посередине проспекта, рядом с торговым
центром, месте очень людном, и влипнуть здесь в историю он, как видно, не
опасался. На приличной скорости мы въехали во двор.
— Второй подъезд, — сказала я, сунула таксисту
деньги и ухватилась за ручку двери.
Через несколько секунд я уже стояла в подъезде и давила на
кнопку вызова лифта. К счастью, лифт находился на первом этаже, я поднялась на
двенадцатый, затем бегом спустилась на девятый и позвонила в сто вторую
квартиру, где вот уже несколько лет проживала моя подруга Людка.
Работала она дома (шила то ли рукавицы, то ли какие-то
чехлы, бог знает на что) и сейчас должна быть в своей квартире. Я позвонила еще
раз, чутко прислушиваясь к тому, что творится в подъезде: кто-то вызвал лифт, и
я начала нервничать. Дверь открыться не пожелала. «Где тебя черти носят?» — в
отчаянии спросила я, потом наклонилась и приподняла коврик у двери, под ним
другой, резиновый, а между ними лежал ключ. Избавить Людку от дурных привычек
не мог никто, их у нее было великое множество, и она им следовала с упорством,
достойным лучшего применения. Сейчас я этому была очень рада.
