Я замерла с открытым ртом, силясь понять, зачем он лжет. Или
болтливая соседка все напутала и Сережа не ночевал здесь накануне своей гибели?
— А от кого ты узнал, что он ездил в Нижний, от мамы?
— Да, он звонил ей. Сказал, что уезжает, вернется в
среду. В среду как раз годовщина смерти отца, мы собрались на кладбище. Сережка
не приехал, мама беспокоилась, и я стал его искать. — Голос звучал
совершенно искренне, и все-таки Миша лгал.
Такие, как Мария Николаевна, приметливые и страдающие от
безделья, ничего не путают. Однако повода лгать мне я не находила и поэтому
забеспокоилась еще больше. Возможно, он мне не доверяет, считая, что я как-то
замешана в убийстве брата? А зачем тогда притащил к себе? Привез, оставил, а
сам носится неизвестно где, проводит свое следствие и мне ничего не
рассказывает.
Подобное недоверие показалось мне обидным. Помолчав немного,
я пожелала Мише спокойной ночи, но уснуть еще долго не могла. Он, как видно,
тоже, потому что где-то через час поднялся и ушел в кухню. Курил, гремел
посудой, потом вернулся, сел на раскладушку и стал смотреть в пол. Я решила не
прикидываться спящей и опять позвала его:
— Миша, я не знаю, чем могу помочь тебе, но… в общем,
помочь я бы очень хотела… И, пожалуйста, верь мне…
— Почему ты это сказала? — удивился он.
— Что?
— Верь мне… Ты считаешь, что я тебе не доверяю?
— Ты мне ничего не рассказываешь…
— Нечего рассказывать, Танечка, — вздохнул он,
поднялся и подошел ко мне. — Потому и молчу. — Он сел на диван.
— Ты ведь не думаешь, что я что-то скрываю? —
спросила я, голос мой звучал жалобно.
— Нет, конечно. С чего ты взяла?
«С того, что ты врешь», — хотелось ответить мне, но
делать этого я не стала, вздохнула и попыталась разглядеть его лицо в темноте.
Он наклонился и поцеловал меня, поцелуи становились все настойчивее, но я не
спешила к нему в объятия: не в моих правилах иметь дело с мужчиной, который
меня обманывает бог знает с какой целью. Я осторожно отстранилась и напомнила о
насущном:
— Какие у нас планы на завтра?
— Разузнать о делах этой фирмы, может, удастся выйти на
человека, который не хотел, чтобы ты его увидела, ну, и Самохин, конечно…
— Возьмешь меня с собой? — попросила я.
— Тебе будет скучно… — заверил он.
«А здесь мне очень весело», — едва не съязвила я, но
вместо этого сказала:
— Я не хочу быть в тягость…
— Что ты… — Он вроде бы даже огорчился. — Ты не
можешь быть мне в тягость. Я… в общем, я очень рад, что мы встретились, жаль,
по такому невеселому поводу.
— У тебя кто-нибудь есть? — рискнула спросить я.
— Женщина? Расстались несколько месяцев назад.
— Почему?
— Почему люди расстаются? Она не могла жить так, как
живу я, а я… Я даже не сделал попытки понять это…
— И выставил ее отсюда, — брякнула я.
— Выставил, — помолчав, кивнул Миша, а мне пришлось
пояснить:
— Як твоей соседке за солью ходила, — и добавила:
— Извини…
Миша поднялся, подошел к окну.
— У нас с братом были очень сложные отношения, —
тихо начал он. — С самого детства. Какое-то дурацкое соперничество, то
есть не соперничество… Ему как будто нравилось делать все мне назло. Если я
считал, что поступать так подло, — значит, Серега именно так и поступал.
Всегда правый старший брат, который действует на нервы. Я хорошо учился, он
плохо, я серьезно относился к жизни, он шел по ней играючи, я пошел в милицию,
а он… И все-таки мы были очень близки, наверное, это трудно понять, но… он и я
— точно две стороны одной медали. Любой самый пустяковый разговор заканчивался
у нас ссорой, но обходиться друг без друга мы не могли. А потом появилась Юля. На
дне рождения у Сереги… Гостей полон дом, и на нее он совершенно не обращал
внимания. Я даже подумать не мог… и только от нее узнал где-то через месяц, что
они были близки. Я думаю, он был уверен, что я сделал это нарочно, и… в ту
ночь, когда я выставил ее за дверь, я застал их здесь… Все и так было очень
сложно: ей не нравилась моя работа, мой образ жизни, а мне это казалось глупыми
бабьими капризами. Когда она пыталась поговорить со мной, я просто уходил…
Думаю, она это сделала нарочно… Мы расстались, Серега, разумеется, ее бросил, и
это было хуже всего, потому что стало ясно, зачем ему понадобилось все это…
Извини, что я рассказываю.
Миша повернулся ко мне, а я тихо попросила:
— Рассказывай…
— Отношения между нами окончательно испортились, и
вдруг… Он приехал во вторник. Сначала мы, как всегда, разругались. Из-за мамы.
Он обещал привезти ее с дачи, забыл, я взялся его поучать, ну и дело кончилось
скандалом. Он уехал, потом вернулся. Это было на него не похоже, обычно он
после такого не появлялся неделями, а тут… приехал пьяный, вел себя странно,
мне кажется, он хотел со мной поговорить, потому и вернулся. Поговорить о
чем-то важном. Его что-то мучило, беспокоило… Нервный был, шуганый какой-то… А
я стал воспитывать: пьяный за рулем, и все такое… дурак, одним словом. Потом
заявил, что утром мне рано вставать на работу, и лег спать… Часа в четыре он
уехал, даже не простившись. — Миша провел пальцем по стеклу и сказал с
усмешкой: — Я мог спасти брату жизнь…
К этому моменту я уже рыдала, размазывая по щекам слезы,
Миша подошел и сказал виновато:
— Я не хотел все это рассказывать… Не знаю, как вышло…
— Ты правильно сделал, что рассказал. Боль нельзя
бесконечно носить в себе. От этого можно свихнуться.
Он вздохнул и обнял меня, а я потянулась ему навстречу,
после чего мы легли рядом обнявшись и стали смотреть в потолок, время от
времени осторожно вздыхая то вместе, то по очереди.
Полежав так с полчаса, я решила, что самое мудрое сейчас —
уснуть, сказала:
— Спокойной ночи. — И закрыла глаза.
— Спокойной ночи, — ответил Миша, на мгновение
оторвавшись от своих мыслей, и потеснее прижался ко мне. Меня это немного
раздражало, потому что спать я привыкла на своей широкой кровати в одиночестве,
а если в ней кто-то появлялся, то уж вовсе не для того, чтоб пожелать мне
счастливых снов. Хотя Миша, безусловно, человек положительный и, возможно,
считает неприличным использовать ситуацию. «Ну его к черту», — совершенно
неожиданно брякнула я, правда, мысленно, и в самом деле вскоре уснула.