В этот момент из-за поворота показался троллейбус. Наверху
светилась табличка «Следует в парк», но, увидев меня, водитель притормозил и
открыл дверь. Я запрыгнула.
Кондукторша дремала, свесив голову на грудь, а я
пристроилась у окна. Троллейбусный парк находился в трех остановках от моего
дома. Поблагодарив водителя, я двинулась далее пешком. Тут меня осенило, что
домой мне вроде бы идти не следует: если у этих типов есть моя фотография (а
они об этом сказали совершенно определенно), то уж адрес мой точно имеется.
Куда же мне, горемычной? Знакомых полгорода, есть среди них такие, к кому и в
час ночи можно заявиться без угрызений совести, но ведь свой визит придется
как-то объяснить. К тому же идти домой все равно надо: в кошельке у меня всего
сотня, паспорта с собой нет. В такой ситуации разумнее делать вид, что я ничего
не понимаю и поэтому не боюсь. Если человек срывается в бега, это наводит на
размышления. Опять же Алька может позвонить… и вообще.
Я продвигалась к дому и вскоре продвинулась до такой
степени, что смогла увидеть свой подъезд. К сожалению, не только его. По
соседству с подъездом нагло стоял джип «Тойота». Выходит, это они караулили
меня в парке, а теперь дожидаются здесь. Я подняла голову, свет в окнах моей
квартиры призывно горел. Может, это другие? Думают, что я дома и никуда не выходила?
Те или не те, а в подъезд пробраться как-то надо. Я свернула за угол и
остановилась возле третьего окна. Поднялась на носки и постучала. Ждать
пришлось долго. Наконец послышался пьяный мужской голос:
— Чего?
— Вадик, — позвала я.
Вадик встал на подоконник и высунулся в открытую форточку.
Сфокусировал зрение и удивился:
— Танька?
— Я. Слушай, открой окно.
— Зачем? — еще больше удивился он.
— Я к тебе влезу.
— Так у меня вроде дверь есть.
— Не могу я через дверь, гад один привязался, у
подъезда стоит.
— Может, дать ему по шее? — предложил Вадик,
открывая окно. — Дотянешься?
— Не-а, табуретку подай.
Он подал, я влезла в окно, после чего Вадик, рискуя
вывалиться, втащил табуретку. Окно заперли, а свет включать не стали. Вадик
поглядывал на меня с интересом. Был он когда-то моим одноклассником, а теперь
алкоголиком и частенько забегал ко мне стрельнуть денег на выпивку, при этом
каждый раз вспоминая, что в четвертом и частично в пятом классе был в меня
влюблен.
— Чего за тип-то? — спросил Вадик.
— Говорю, пристал, гад. Боюсь, не стоит ли он возле
квартиры.
— Хочешь, чтобы я проверил?
Я-то хотела, а вот Вадик — не очень. Помялся и пошел к
входной двери.
— Вадик, — позвала я, протягивая ключи, —
заодно уж и в квартире посмотри.
Он моргнул, но с очередного перепоя, да еще поднятый с
постели ночью, соображал плохо и пошел. А я стала ждать. Вернулся он через пять
минут.
— Никого там нет, — заявил вроде бы обиженно и
добавил: — Танька, у тебя там в холодильнике водка стояла, на донышке…
— Выпил, что ли?
— Ну…
Я махнула рукой и отправилась к себе. Заперлась, прошлась по
квартире, заглянув во все щели, потом рухнула на диван и пожаловалась:
— Просто ужас, как все перепуталось!
Минут через пять я выключила в комнате свет и осторожно
подошла к окну. Джип стоял на месте. Разглядеть, кто там внутри, возможным не
представлялось, а просто так пялить глаза быстро надоело, и я пошла спать.
Снились мне грязные простыни, я их зачем-то развешивала в
палисаднике на нашей даче, а мама, стоя на крыльце, укоризненно качала головой.
Я открыла глаза и тревожно посмотрела на часы: 5.45.
Вскочила и кинулась к окну. Джип все еще торчал под окнами, я нахмурилась.
Что-то в нем было странное. Я прошла в кухню, заварила кофе и стала наблюдать
за тем, как трудится наш дворник, дядя Вася из тринадцатой квартиры. Он мел
дорожку перед подъездом, неумолимо приближаясь к джипу, а я вышла на балкон и
хмуро уставилась на дверь со стороны водителя. Она была открыта. Не распахнута,
нет, а чуть-чуть приоткрыта, точно что-то ей мешало. Я присмотрелась и поняла
что: мужской ботинок. «Это как же он сидит?» — изумилась я, потом, швырнув
чашку в мойку, бросилась к двери и, забыв одеться, в футболке, в которой спала,
и босиком выскочила на улицу.
Дядя Вася как раз поравнялся с джипом, я подбежала и дернула
на себя дверь машины. После чего мы с дворником переглянулись, он сказал: «Мать
честна…», а я: «Мамочка…» и оба устроились на асфальте, потому как на ногах
устоять было трудно: в «Тойоте» друг на друге лежали два трупа. Без голов, то
есть они вроде бы были, но в таком виде, что лучше б их и вовсе не было. Вместо
лиц — кровавая каша. Мы еще раз переглянулись с дядей Васей и дружно заорали.
Орали мы довольно долго и громко, пока в своем кухонном окне не возник Вадик и
не спросил:
— Вы чего, спятили, что ли?
— Вызови «Скорую»! — крикнул дядя Вася, матюгнулся
и добавил: — Нет, милицию.
— А зачем? — удивился сосед. — И чего вы на
асфальте сидите? — По утрам Вадик всегда малость заторможенный.
— Да звони ты в милицию, олух! — заорала я,
наконец-то приходя в себя. — Здесь людей убили.
Слово «убили» оказалось магическим: разом в большинстве окон
возникли лица — мужские, женские и даже детские, а возле джипа вскоре собралась
толпа.
Кто-то все-таки вызвал милицию, и они приехали. К месту
происшествия пробираться им пришлось сквозь сомкнутый строй граждан.
— В чем дело? — спросил пожилой коротышка в
погонах капитана, и все разом заговорили. Больше всех старался дядя Вася,
красочно рассказывая, как обнаружил покойников, отведя себе в рассказе ведущую
роль, чему я по понятным причинам не препятствовала, потихоньку выбралась из
толпы и сбежала домой.
«Выходит, это те самые, что поджидали меня в парке, —
носясь кругами по комнате, лихорадочно думала я. — Задание оба раза
провалили, и в лесу, и в парке, и их за это убили, а может, не за это, поди
разберись».
Вдоволь набегавшись, я постояла под душем, а потом решила
лечь спать: голова болела, а чем себя отвлечь от горьких мыслей, я не знала.
Сон, как известно, все лечит, и я забралась под одеяло. К этому моменту убитых
увезли, машину тоже, милиция отбыла, толпа рассосалась, и под окнами стихло.