И тут меня будто ледяной волной окатило. Я вспомнила предостережения врача насчет угрозы выкидыша. Как она просила быть осторожной, не перенапрягаться, избегать стрессов. Неужели, неужели я все-таки умудрилась навредить малышу?
От этой мысли стало так страшно, что разом бросило в холодный пот. Руки задрожали, колени подогнулись. Я попробовала позвать на помощь, но горло будто сдавило спазмом, не позволяя издать ни звука.
В этот момент в дверь номера вошел Макс — веселый, загорелый, с подносом в руках. Окинул меня рассеянным взглядом и замер. Кажется, моя бледность и испуганное выражение лица мигом стерли улыбку с его губ.
—Ника? Что случилось?— встревоженно спросил он, мигом оказываясь рядом. Отставил поднос, присел передо мной на корточки.— Ты в порядке? На тебе лица нет.
Я помотала головой, чувствуя, как глаза наполняются слезами. Боль внизу живота немного утихла, но тупо ныла, не позволяя расслабиться.
—Макс, мне плохо,— просипела еле слышно, цепляясь за его руку.— Живот болит… очень сильно. Кажется, с малышом что-то не так.
Он побледнел так, что веснушки на носу стали отчетливо видны. Смотрел на меня расширенными от ужаса глазами, явно не зная, что предпринять.
—Так, спокойно,— пробормотал то ли мне, то ли самому себе.— Сейчас что-нибудь придумаем. Только без паники, хорошо?
Вскочил, кинулся к шкафу. Схватил первые попавшиеся вещи, стал судорожно одеваться. Я наблюдала за ним, кусая губы и изо всех сил сдерживая подступающие рыдания. Страх за малыша сковал сознание, мешал здраво мыслить.
—Поедем в больницу,— решительно заявил Макс, подхватив меня на руки.— Нужно срочно провериться, выяснить в чем дело. Дотерпишь до машины?
Я слабо кивнула, обхватив его за шею. Уткнулась лицом ему в грудь, вдыхая родной запах. Как же страшно, Господи! За себя не боюсь, за кроху нашего. Лишь бы с ним все было в порядке!
Не помню, как мы добрались до больницы. Кажется, Макс что-то говорил, успокаивал, гладил по голове. Потом куда-то нес, с кем-то спорил, требуя немедленного осмотра. В себя я пришла только на кушетке в смотровой, когда меня осматривал врач.
Пожилой грек с добрыми глазами внимательно ощупывал мой живот, задавал вопросы. Макс, стиснув зубы, держал меня за руку. По его напряженной позе было видно, каких усилий ему стоит сохранять самообладание.
После долгого осмотра врач убрал руки и со вздохом покачал головой. У меня сердце ухнуло в пятки — неужели все настолько плохо?
—Мисс, у вас угроза выкидыша,— проговорил он на английском.— Скорее всего спровоцировало стрессовое состояние или неправильный режим. Необходима срочная госпитализация, введение сохраняющей терапии. Иначе можем потерять ребенка.
Я зажала рот ладонью, беззвучно разрыдавшись. Макс, не говоря ни слова, прижал меня к себе. Гладил по спине, целовал макушку, что-то шептал. В его глазах стояли злые, бессильные слезы.
—Док, делайте что угодно,— хрипло выдавил он.— Лишь бы спасти малыша. Я заплачу любые деньги, достану любые лекарства. Только вытащите их, умоляю!
Врач сочувственно кивнул и удалился готовить палату. А мы с Максом остались сидеть на кушетке, оглушенные свалившимся несчастьем. Раздавленные, испуганные до полусмерти.
Как же так? За что? Почему именно сейчас, когда все наладилось? Когда мы поверили в счастье, начали строить планы? Неужели судьба решила отнять у нас самое дорогое?
—Максим, если вдруг… Если я потеряю нашего ребенка…— сбивчиво зашептала, цепляясь за его рубашку.— Ты ведь не разлюбишь меня? Не бросишь одну?
—Что ты такое говоришь?!— потрясенно выдохнул он, отстраняясь. Заглянул мне в лицо, в покрасневшие от слез глаза.— Никогда, слышишь? Я никогда не оставлю тебя. Чтобы ни случилось, мы справимся. Вместе. Потому что любим друг друга.
И я вдруг поняла — он прав. Мы справимся. Преодолеем это страшное испытание, выстоим назло всему. Ведь мы вместе, мы любим. А значит все остальное не важно.
47.Макс
Я сидел в холодном больничном коридоре и невидящим взглядом смотрел в стену напротив. В ушах стоял шум, голова раскалывалась от напряжения и недосыпа. Последние двое суток я практически не спал, мотаясь между палатой Ники и ординаторской.
Врачи продолжали твердить одно и то же — угроза выкидыша сохраняется, нужно ждать. Наблюдать, проводить терапию, надеяться на лучшее. Но никаких гарантий и обнадеживающих прогнозов. Будто боялись сглазить или обнадежить раньше времени.
Меня же разрывало от беспомощности и раскаяния. Казалось, что сердце вот-вот не выдержит и разорвется в клочья. Я постоянно прокручивал в голове события последних дней, пытаясь понять, где допустил ошибку. В чем просчитался, не доглядел, не уберег.
Зачем потащил Нику на море в ее положении? Какого черта решил, что путешествие пойдет на пользу? Врачи ведь предупреждали про осторожность, про риски для плода. А я, эгоистичный кретин, думал только о своих желаниях.
Хотел сделать ей сюрприз, порадовать любимую женщину. Увезти от забот и проблем, устроить незабываемый отдых. Не подумал о последствиях, о том какому стрессу подвергаю хрупкий организм. Куда там, Макс Волков же все продумал, все просчитал!
Идиот. Непроходимый, безмозглый идиот. Из-за которого Ника сейчас лежит под капельницами, борясь за жизнь нашего ребенка. Мечется в лихорадке, стонет от боли. А я сижу в коридоре, не в силах ничем помочь. Только молиться и просить прощения.
Хотя о каком прощении может идти речь? Я не заслуживаю ни ее любви, ни доверия. Куда мне, бессердечному властному ублюдку. Привыкшему давить и подчинять, гнуть под себя. Разве способен такой как я на настоящие чувства?
Но сердцу не прикажешь, это я понял еще когда впервые увидел ее. Робкую, неуверенную в себе девушку, пришедшую устраиваться ко мне в компанию. Большие зеленые глаза, трогательно поджатые губы. Меня словно громом поразило тогда, в самое сердце.
Сам от себя не ожидал подобного. Прожженный циник, не верящий в любовь с первого взгляда. Но стоило ей появиться, смущенно улыбнуться — и все, я пропал. Влюбился как мальчишка, растерял всю свою невозмутимость и хладнокровие.
С тех пор и началась моя сладкая мука. Годы я наблюдал за Никой из-за стекла своего кабинета, мечтал и желал. Злился, страдал, пытался забыть. Заливал тоску алкоголем, искал утешения в других женщинах.
Бесполезно. Она намертво засела в моем сердце, выжгла клеймо на самой душе. Нежная, кроткая девочка, абсолютно неподходящая циничному боссу. Такая желанная и родная, что даже думать больно.
Сколько раз порывался признаться ей, открыть свои чувства. Вызвать на разговор, обнять, сказать как люблю. Но всякий раз трусил, боялся отказа. Кто я такой рядом с ней? Просто начальник, да еще брат ее парня. Разве достоин ее светлой любви, ее душевной красоты?
Поэтому и стоял в стороне, наблюдал молча. Ждал подходящего момента, когда она будет готова. Когда сможет увидеть меня настоящего, принять мои чувства. Полюбить так же искренне и беззаветно, как люблю ее я.
