—Маш, скажи, где он?— лихорадочно спрашиваю, путаясь непослушными руками в рукавах пальто. Пальцы дрожат и не слушаются, никак не получается попасть в петли.— В какой больнице? Я еду прямо сейчас!
Подруга мнется, опускает глаза. Вижу, что ей неловко, не хочет меня расстраивать. Но делать нечего, придется рвать пластырь разом. Иначе просто себе места не найду от страха и беспокойства.
—Ника, понимаешь…— бормочет она, кусая губы.— Макс просил тебя к нему зайти. Поговорить с глазу на глаз, обсудить… сама понимаешь что. Сказал, чтобы ты никуда не ездила, подождала его здесь.
У меня просто в голове не укладывается. Какого хрена? Леша при смерти, а он о беседах думает? Да плевать я хотела на его желания и распоряжения! Сейчас братом надо заниматься, а не во взаимоотношениях разбираться. Ни стыда, ни совести у человека!
—Передай Максиму Игоревичу, что он может засунуть свои просьбы куда подальше,— чеканю, стискивая зубы. Закидываю сумку на плечо и решительно шагаю к выходу.— Я еду к Леше. Это не обсуждается. А с начальством пусть сам объясняется, если приспичило.
Маша испуганно ахает, пытается меня удержать. Но куда там! Я уже не слушаю — почти бегу по коридорам, путаясь в полах пальто. Сердце колотится где-то в горле, мысли скачут как бешеные. Только бы успеть, только бы застать его живым!
Влетаю в приемную, на ходу выуживая из сумки ключи от машины. И, словно специально подгадав, нос к носу сталкиваюсь с Максом. Он мрачнее тучи, брови сведены к переносице. Сверлит меня колючим, непроницаемым взглядом.
—Ника, ты куда собралась?— холодно интересуется, скрестив руки на груди.— Тебе Маша не передала, что я жду тебя у себя? Нам надо серьезно поговорить.
Задыхаюсь от гнева и обиды. Да он издевается, что ли?! У него брат чуть ли не при смерти, а он играет в непонятки и качает права? Ни капли сочувствия, ни намека на волнение. Как будто речь о чужом, постороннем человеке!
—Максим Игоревич, при всем уважении — идите к черту!— выплевываю ему в лицо, сверкнув глазами. Обхожу застывшего от изумления Волкова и почти бегом кидаюсь к лифтам.— Ваш брат в реанимации, а вы тут политесы разводите. Никакие разговоры сейчас неуместны, увольте. Я еду к Леше, и точка!
—Ника, постой!— кричит он мне вслед, но я уже не слушаю. Захлопываю дверцу лифта прямо у него перед носом и остервенело давлю на кнопку первого этажа. Все, с меня хватит! Дальнейшее промедление просто недопустимо.
Через пять минут я уже мчусь по городу, лавируя в потоке машин. Несусь на красный, подрезаю, игнорирую гудки возмущенных водителей. Плевать на правила, плевать на безопасность! Сейчас меня волнует лишь одно — скорее добраться до больницы, увидеть Алекса. Убедиться, что он жив, в сознании.
И будь что будет! Об остальном подумаю позже. И с Максом объяснюсь как-нибудь потом, на свежую голову. Сейчас мне не до его закидонов и фокусов. Есть вещи поважнее амбиций начальства и запутанных чувств к бывшему.
Господи, лишь бы успеть! Лишь бы не опоздать, лишь бы застать Лешку живым. Я ведь люблю его, правда люблю! Несмотря ни на что. И если с ним что-то случится, просто не переживу. Умру на месте от горя и чувства вины.
19
Минут через двадцать лихорадочной гонки по городу я влетаю в больничный холл, спрашивая дорогу к реанимации. Дежурная медсестра, окинув меня недоуменным взглядом, нехотя бросает:
—Третий этаж, налево по коридору.
Не тратя время на благодарности, устремляюсь к лифтам. Сердце колотится как сумасшедшее, в висках стучит. Страх и волнение за Лешу смешиваются с обидой и разочарованием в Максе. Ну как он мог, а? Неужели работа для него важнее родного брата?
Двери лифта распахиваются, и я пулей вылетаю в стерильно-белый коридор. Несусь по указателям, чуть не сбивая с ног медперсонал и редких посетителей. Плевать, кто и что подумает! Сейчас меня волнует лишь одно — скорее добраться до Алекса.
Перед дверями реанимации тормозю как вкопанная. В широкое окошко вижу ряд одинаковых коек, опутанных проводами и трубками. Возле одной из них суетятся врачи в зеленых халатах и масках. Сердце екает и проваливается в пятки. Неужели это Лешка?! Господи, только бы с ним все было в порядке!
Беспомощно озираюсь по сторонам, пытаясь найти хоть кого-нибудь из персонала. Наконец, замечаю усталую медсестру, читающую какие-то бумаги на стойке регистрации.
—Простите,— сбивчиво лепечу, подлетая к ней. От волнения начинаю заикаться.— М-мне нужен Алексей Волков, он попал к вам с автоаварией. Скажите, как он? Что с ним? Он… Он жив?
Медсестра смеряет меня хмурым, оценивающим взглядом. Цокает языком и качает головой:
—А вы ему кто? Родственница? Что-то не припоминаю вас в списках contactных лиц.
Судорожно сглатываю, лихорадочно соображая, что сказать. Блин, ну не поверит же она, что я невеста или типа того? По мне же видно — обычная подчиненная, ни кольца, ни статуса.
—Я… Его девушка,— выдавливаю, постаравшись придать голосу как можно больше уверенности.— И коллега по работе. Очень переживаю, хочу знать, все ли с ним в порядке.
Медсестра вздыхает и устало трет переносицу. Всем своим видом демонстрирует, как я ее утомила со своими расспросами.
—Послушайте, девушка,— чеканит она, многозначительно кивая в сторону окошка.— Видите вон тех людей в зеленом? Это врачи. Они сейчас делают все возможное, чтобы спасти вашего молодого человека. У него тяжелые травмы, состояние критическое. Так что лучший способ ему помочь — не мешать персоналу работать.
У меня темнеет в глазах от пугающих намеков. Тяжелые травмы? Критическое состояние? Господи, да что же это такое! За что моему милому, доброму Леше такие страдания?
—И… И что же теперь?— растерянно моргаю, комкая в руках бахрому шарфа.— Когда я смогу его увидеть? Поговорить с ним? Мне нужно сказать ему кое-что важное…
Медсестра окидывает меня почти сочувственным взглядом. Только теперь замечаю, какая она усталая и измотанная. Наверное, тяжело вот так вот — постоянно видеть боль, кровь и смерть. И при этом утешать толпы перепуганных родственников.
—Понимаю ваше беспокойство,— мягко произносит она, слегка коснувшись моей руки.— Но сейчас ничего нельзя сказать наверняка. Подождите в коридоре, никуда не уходите. Как только будут новости о его состоянии — я вам сообщу.
Киваю, как болванчик, не в силах вымолвить ни слова. В горле стоит ком размером с кулак, на глаза наворачиваются слезы. Господи, да за что же это все? Чем мы провинились перед небесами, что на нас обрушилось столько несчастий?
Медленно бреду к жестким пластиковым креслам, плюхаюсь на сиденье. Бездумно смотрю в одну точку, комкая в пальцах несчастный шарф. В голове звенящая пустота. Ни единой мысли, ни проблеска надежды.
И только теперь, оставшись в одиночестве, понимаю весь ужас ситуации. Ведь если с Лешкой что-то случится, если он не выкарабкается — я этого просто не переживу. Умру от горя и чувства вины, от осознания того, что не успела попросить прощения. Сказать самое главное — что люблю его, несмотря ни на что.
