Выстрелы прекратились. В облаке пчел и шмелей, бабочек и мотыльков охрана потеряла обзор. Добежав до Полин, Бастиан скинул с плеч пень и подхватил на руки ослабевшую Повилику.
—Поцеловать?— улыбнулся, откидывая прилипшие к потному лбу темные пряди.
—Лучше б потрахаться,— усмехнулась в ответ Повилика,— но ты и без меня не жилец.
—Вдохновляющая речь. Идти сможешь?— Керн помог подняться, закидывая руку девушки себе на плечо и чувствуя накатывающую слабость. Перед глазами потемнело. Онемели пальцы рук и ног. Яд церберы действовал.— Сколько мне осталось?
—Два — три часа,— голос Полин звучал ровно, без сочувствия и сострадания. «Таким тоном сообщают безнадежные диагнозы»,— промелькнуло профессиональное сравнение.
—Нам нужно на побережье,— сказала девушка, шагая в чащу леса.
—Понять бы еще, где это,— Керн двинулся следом.
—Ты пень забыл,— бросила через плечо Полин.
—Ах да, родственник с ограниченными возможностями,— ухмыльнулся Керн, вновь пристраивая корягу на спину и подмечая, что охранники хаотично носятся по плацу, позабыв о цели.— Нда, так себе тут с безопасностью. А разговоров-то было…
С этими словами Бастиан скрылся в джунглях следом за Полин. Влажный тяжелый воздух опустился на беглецов вместе с полумраком, царящим под сенью растений. Ветви деревьев, оплетенные лианами, сомкнулись за спинами девушки и мужчины, волокущего пень.
—Куда дальше?— Бас не представлял как ориентироваться без компаса и навигатора в этом царстве дикой природы. Вместо ответа, Полин присела на корточки, прижала ладони к земле и, прикрыв глаза, попросила:
—Помоги, матушка, детям своим. Покажи путь.
Ветер зашелестел кронами, всколыхнулась трава у узловатых корней. Точно путеводные огни распустились, указывая дорогу бледно-розовые колокольчики азорины — древнейшие обитатели Азорских островов.
* * *
Бастиан потерял счет времени. Затекла и онемела спина под грузом старого пня, будто ватные, не слушались ноги, механически переступая через камни, корни, бугорки и ямы, слезились и болели глаза, с трудом различая силуэт идущей впереди Полин. Только воля заставляла доктора Керна двигаться дальше, только несгибаемый внутренний стержень держал его вертикально земле. Всей силой духа мужчина боролся со смертельным ядом, отравляющим организм, и продолжал идти ради той, чьи легкие касания и подбадривающие слова поддерживали в нем угасающую жизнь.
—Ты справился. Мы пришли.
Последняя азорина кивнула розовым колокольчиком, и внезапно сквозь яркую густую зелень проступила золотящаяся на солнце морская лазурь.
—Дошли,— выдохнул Бас, падая на черный вулканический песок.
—Ты спас нас,— прошептала, опустившаяся рядом Полин, с неожиданной нежностью целуя его горячий лоб.
Последнее, что увидел мужчина — большой черный силуэт, закрывающий солнце. Мерный гул винтов самолета слился с громкими тяжелыми ударами умирающего сердца.
—Полин…— прошептали потрескавшиеся губы, и доктор Бастиан Керн отключился.
Ипомея
Дорогой сын!
Если ты читаешь мое письмо, то, вероятно, тысячи почтальонов сбились с ног, сотни почтовых карет свернули не туда, десятки экспрессов перепутали станции, а бедный почтовый голубь научился летать меж мирами. Потому что одному Богу известно, где тебя носит последние четверть века! В оправдание, которое даже престарелые родители любят придумывать для своих нерадивых великовозрастных отпрысков, признаюсь — ты, вероятно, давно определил меня на вечный покой среди одеревеневших от тоски собратьев. Но твой старик оказался подозрительно живуч, точно с уходом из жизни истинной любви на меня свалилась куча нерешенных дел. Оплатив долги, распродав имущество и простившись с немногими еще живыми друзьями, я отправился в странствие. Близость смерти меня не страшила, наоборот, ощущая по утрам немоту в теле, теряя чувствительность пальцев и не разбирая вкус дорогих вин, я радовался. Однако, породившая нас сила решила вытребовать с меня сполна, забирая все дорогое: сыновей, жену, смысл существования. Впрочем, неисповедимы пути наши — мой привел на осколок вулкана посреди Атлантики, где земля черна не только от огня и лавы, но и от пропитывающей злобы, пустившей в ней глубокие корни. Предначертано ли мне искоренить зло или расколоться на щепы пустой борьбы?
(из неотправленного письма Юджина Замена, отмеченного родовым знаком Пинь-Инь)* (китайское название женьшеня)
Сознание возвращалось с неторопливостью опытного мучителя. Медленно, нерв за нервом оживало тело. Иглами озноба отзывалась каждая клетка, каждый миллиметр кожи. Огнем вновь обретенной чувствительности горели пальцы, свинцовой тяжестью наливались веки. Нехотя, с трудом толкая поршни, подобно двигателю с заставшей смазкой, возобновляло кровоток сердце. Доктор Себастиан Керн, определенно, был жив, но чувствовал себя настолько плохо, что предпочел бы вечный сон лежанию на чем-то жестком в душной чернильной темноте. Не успел Бас разлепить ссохшиеся губы и выдавить из непослушной гортани звук, как чьи-то руки приподняли его голову и приложили ко рту бутылку с водой. Жадные глотки набатом отдавались в висках, громом разрывая окружающую тишину.
—Ты во всем такой ненасытный?— низкий грудной голос Полин раздался у самого уха, когда бутылка опустела наполовину.
—Реанимировала, чтобы проверить?— хриплый смешок отозвался в горле режущей болью.
Превозмогая слабость и открывая глаза, Бастиан сел. Темнота нехотя уступила серому сумраку, прореженному тонкими лучами света, проникающими через щели в стенах и дыры в брезентовой ширме, занавешивающей вход.
«На особняк графа не похоже»,— мужчина попытался оглядеться. Мир перед глазами поплыл и закачался, тело повело, заваливая на бок. От падения остановила сидящая рядом Полин. Уронив голову на женские колени, Керн уставился в устремленные на него темные глаза.
—Удобно?— с издевкой поинтересовалась Повилика, какой-то грязной тряпкой вытирая со лба мужчины проступившую испарину.
—Почему?..— он хотел спросить: «Почему я жив?», но сил едва хватило на короткое слово.
—Ты симпатичнее Томаса,— пожала плечами Полин.
«Томаса?» — вероятно, удивление на лице Бастиана было заметно даже в окружающем полумраке. Не пытая его муками угадывания, девушка пояснила:
—Пилота. За несколько месяцев до твоего сердца я ему самолетик набила. Вот тут,— смуглая ладонь соскользнула со лба Керна, кончики пальцев очертили скулу и подбородок, игриво пробежали по шее, обрисовывая линию ключиц и замерли на груди.
Бас улыбнулся — навыки соблазнения мадемуазель Макеба за тридцать лет плена определенно не утратила, вот только телу доктора требовалось для начала пополнить запас электролитов, а уже после задумываться о подъеме либидо. «Томас» — имя свербело на задворках сознания, отвлекая от боли в мышцах. Неторопливо из глубин памяти по словам и фразам выплывал, собираясь в единое, ночной телефонный звонок и адресат из Полинезии.
