—Покажи мне ее…
—Не могу…— глотая слезы, юная Повилика уткнулась в широкую грудь.— Не получается так далеко. Я пыталась, но, чуть не сдохла…
Громкий всхлип подтвердил правдивость слов.
—Не надо далеко. Открой мне свою память,— впервые в ровном повелительном голосе Гиностеммы звучала мольба.
Полина чуть отстранилась, заглядывая в серые глаза, пытаясь за грозовыми тучами разглядеть солнечные блики жизни, поражаясь чрезмерной интимной близости объятий с еще вчера пугавшим ее мужчиной. Он держал ее крепко, но вместе с тем бережно, как букет из хрупких цветов, боясь одновременно выронить или повредить. Теплое дыхание путалось в растрепанных волосах, холодило влажные от слез щеки. А глаза… Они подчиняли и умоляли одновременно, позволяли выбирать между свободой и близостью, желали продолжения и требовали остановиться. Бездна чувств и океан мыслей бушевали в сознании мужчины, держащем ее в объятиях. Карел просил открыться, но сам первым снял замки. Полина смотрела на себя его глазами и видела не дуреху, неспособную даже на простое колдовство, а прекрасный молодой побег, хранящий тайну первого семени, еще помнящий ответы на загадки породившего его бытия и знающего верный путь средь мириадов случайных развилок.
—Я попробую,— едва слышно прошептала она, робко ведя ладонью вверх по груди, отодвигая пальцами ворот рубашки, задевая шею, отмечая, как от легких касаний кожа покрывается мурашками, а в устремленных на нее глазах расширяются зрачки.
—Мне нужен телесный контакт,— пояснила, словно извиняясь, отмечая, что объятие стало крепче, а дыхание Карела сбилось со спокойного ритма.
Они одновременно провалились в ее худший кошмар, где ветви хлестали по лицу, а ноги сбились в кровь, когда растратившая магию и почти лишенная человеческих сил Повилика упала на землю, придавленная громоздким телом барона. С разбитых губ молитвой срывалась мольба и впитывалась в землю вместе с болью и бессильной яростью, слезами и кровью принося жертву древней силе, однажды породившей первую из Повилик. Мрачный лес сменился солнечным днем, а грубая сила уступила ласковому касанию — молодой художник склонился над баронессой, поправляя выбившуюся из прически прядь. Бесконечная нежность и чистая страсть первой любви хмелем затуманила разум, становясь смыслом и целью существования. Но в следующий миг в рассветных сумерках постоялого двора счастье разбилось, застывая янтарем воспоминаний, полыхая огнем рыжих волос ревнивой завистницы.*(подробное описание этих сцен в первой части книги «Повилика»)
Что было дальше Полина не помнила — инициация раскрыла ей только эти обрывки памяти Первородной. Девушка вдохнула полной грудью, готовясь разрывать контакт, но в тот же миг Карел прижал ее к себе плотнее, коснулся губами холодного лба, не желая отпускать, требуя продолжения. Полина подчинилась, удивляясь своей податливости, втайне надеясь заглянуть в глубины души загадочного мужчины, опоясанного черной завядшей лианой. Магия ли гиностеммы передалась ей через легкий поцелуй, или сильные объятия подарили покой и уверенность в силах, только внезапно на опущенных веках возникло видение, неизвестное раньше.
Чахлый сад и сутулый калека перед мольбертом. На изуродованном лице неземная одухотворенность, кисть снует по холсту, выводя пейзаж, цветы и прекрасную женщину с глазами всех цветов и оттенков. Ту, что стоит за его спиной, едва сдерживая слезы, оплакивая первую и единственную любовь. Ту, чей тонкий палец, обмоченный в киноварь, выводит «Мастер MS» в углу картины, даруя любимому имя в вечности. Ту, чье разбитое сердце выплеснутой любовью превращает завядшие кусты в цветущий розарий. Ту, кто, не оборачиваясь, уходит, держа за руку двоих детей — девочку, как две капли похожую на мужа-насильника, и мальчика, в чьих глазах неизвестный художник смешал палитру целого мира.
—Первородная,— выдохнула Полина, открывая глаза.
—И наша обитель,— Карел задумчиво пригладил растрепавшиеся волосы девушки. Не спеша отпускать Полину из объятий, пристально взглянул ей в лицо, будто желая убедиться в правдивости увиденного.— Дитя любви, плод насилия и ребенок порядка. Три ветви Повиликового древа, порожденные Первородной от трех мужчин. Это все объясняет.
Вторя мужчине, не отводя взгляда, Повилика продолжила:
—Вы даруете жизнь, мы забираем, а что могут третьи?
—Использовать нас двоих. Они — потомки графа Кохани, известные как садовники. Маттео Кохани и твой Рейнар — одни из них.
Полина резко оттолкнула Карела, разрывая хрупкую установившуюся связь. Остервенело отвернулась и на волне сильных эмоций обрушилась на молодое буковое деревце, робко выглядывающее из-за широкого ствола старого собрата. Ветви качнулись, жалобно застонали и стали чернеть, засыхать под неумолимым взглядом разозлившейся Повилики.
—Тише!— ладони Гиностеммы вновь опустились на девичьи плечи и дыхание обожгло висок.— Лес не виноват в превратностях наших чувств. Ты полюбила врага, я ту, кто не способна любить.
Полина повела плечами, стряхивая мужские руки. Обернулась, раскрасневшаяся от гнева:
—Откуда ты знаешь про Рейнара? Может он один из вас?
—Я не чувствую других,— Карел покачал головой, примирительно улыбаясь и отступая на полшага.
Уже тише Полина спросила:
—У садовников есть родовой знак, вроде моего клематиса или твоей лианы?
—Нет, насколько мне известно.
«А у Рея есть!» — радостно откликнулось сознание девушки, вспоминая татуировку в форме дерева на груди Гарнье, как раз в районе сердца. «Значит, Гин просто не в курсе!» — довольная своим выводом, Полина уставилась на мужчину с выражением превосходства всезнающей юности. Карел лишь грустно улыбнулся в ответ и мимоходом коснулся засушенного бука, возвращая жизнь омертвевшему по прихоти повилики стеблю.
—Ни здравый смысл, ни советы чужого опыта не способны удержать молодость от собственных ошибок,— сев на поваленное дерево, он вытащил из корзины для пикника два бокала и бутылку золотого на просвет вина.— Эмоции — ключ к твоей силе, юная Повилика. В гневе ты страшнее засухи и болезней, в сладострастии же расцветаешь, как богиня весны. Сила подчиниться, как только, утратив яркость, переживания отойдут на второй план. За первозданность и чистоту чувств той, что отмечена веером клематиса!— наполнив бокалы, Карел протянул один Полине.
—Правда или действие?— девушка милостиво приняла подношение, разглядывая собеседника через густое, пахнущее медом и свежим хлебом вино.
—Правда,— усмехнулся мужчина, салютуя бокалом и с явным наслаждением делая щедрый глоток.
—Ты не похож на труса, но прячешься в волшебном лесу. Если Граф и садовники такое зло — почему за полтора века ты не сражался с ними, не пытался победить?— в ожидании ответа она села прямо на траву, глядя на Карела снизу вверх.
—Я сражался. Но несколько месяцев назад ищейки Маттео нашли и обчистили парижские апартаменты, служившие мне домом. Пришлось укрыться здесь.
—Укрыться…— нараспев повторила Полина и попробовала вино на вкус — тягучее, обволакивающее нёбо, оно напоминало цветочные нектар, прогретый летним солнцем.— Звучит совсем не героически. Пораженчески, я бы сказала…
