—В глаза мужу смотри, как пристало верной жене!— и чуть сам не провалился в беспросветную бездну разноцветных глаз.
Отрешенная пустота смерти застыла на бледном лице Повилики. Ни одной слезы не пролила баронесса, ни жестом, ни словом не помешала насильнику. Влюбленное сердце, волшебную силу и саму жажду жизни оставила Повилика в тот день на постоялом дворе. В стенах замка, далекая от родной земли, лишенная солнечного света, потерявшая вместе с Матеушом источник светлой энергии, она готова была принять смерть, как спасение. Завянуть иссушенным стеблем, рассыпаться прахом и вернуться в объятия Великой Матери. Но с каждым вдохом барона, хриплым стоном и грубым толчком, наполнялась пустая оболочка живительной силой — вязкой, как дурная кровь в венах Замена, темной, как желания в голове душегуба, мрачной, как черные колодца зрачков в разноцветной радужке глаз.
—Моя…— конвульсивно дернувшись, кончил Ярек и осел на пол рядом с равнодушной супругой. Мощные ноги барона отчего-то отказывались держать крепкое тело.
—Пить,— приказал он, но слова прозвучали слабой просьбой. Легко поднявшись, в разорванном платье, в ссадинах и синяках госпожа Замен налила воды и протянула утомленному страстью супругу.
На истертых опухших губах женщины застыла жесткая мстительная улыбка.
Первородная
Из повиликовых легенд:
О лунном цветке
Однажды отломленный стебель лунной лозы, не постигший своей сути, отвергнутый родом и лишенный корней прорастет в сердце хозяина. Не ведающий исходной жажды, не знающий векового голода, обделенный опытом Повилик сможет он отринуть себя и постичь любовь. И ляжет на алтарь Луны жертвенный цветок, добровольно отдавая свою жизнь за господина. Но не смогут один без другого. Исцелятся души и затянутся раны, и неведома будет мощь, порожденная их союзом, ибо общие радости и печали укрепляют величие. И станет день тот началом эпохи Повиликовых.
О боевом веере
В час особой нужды, когда древо зла раскинет ветви над миром, и в тени его пропадет надежда на свет, раскроется веер клематиса. Защищая одних, других обречет он на гибель. Те, кто с жизнью простились воскреснут и встанут на страже. Испытание верой обрушится на Повилик.
(Дневник Виктории «Барвинок» Ларус. 341ой год от первого ростка, разные дни большого серпа)
Молодой мужчина, облаченный в легкий кожаный доспех, справлял малую нужду в подворотне у трактира. Заведение это, хоть и находилось на окраине Шельмец-Баньи, у тракта, ведущего к замку барона Замена, на всю округу славилось хмельным медом, печеным в пиве вепревым коленом и смазливыми, жадными до удовольствий девками. Одна из таких прелестниц приглянулась воину, чьи планы на вечер становились все более обнадеживающими. Недалеко от входа в кабак росли раскидистые кусты олеандра, еще не скинувшие последних ярких цветов, несмотря на пору ранней осени.
—Бабам такое нравится,— хмыкнул мужчина и потянул руку к особо богато цветущей ветви. Но порыв ветра отклонил ярко-розовую кисть, и пальцы схватили пустоту. Человек сделал шаг вглубь кустарника, но и следующая попытка не увенчалась успехом. Аромат цветов кружил голову. Тонкие вытянутые листья кололи шею, царапали щеки, оставляли едва заметные порезы на незащищенных перчатками ладонях. Ссадины жгло, точно едкий сок растения проник под кожу. Но верный вассал барона Замена не привык отступать ни в наказании отступника, ни добиваясь расположения продажной девки. Вслед за движением вглубь зарослей ветви олеандра сомкнулись, заслоняя солнечный свет от незадачливого дамского угодника.
—Что за чертовщина?— удивился мужчина, и в тот же момент недосягаемая до этого цветочная гроздь резко хлестнула его по лицу. Нежные соцветия смялись, разбившись об острый небритый подбородок, и брызнули липким сладковатым соком, разъедающим мелкие царапины и ранки. Пыльца попала в глаза, заставляя быстро моргать и тереть кулаками веки в попытке вернуть зрение. Воин выругался громче и витиеватее, но не успел он проклясть садовника и все кусты в округе — как в распахнутый для брани рот набились ядовитые розовые лепестки. Они липли к небу, облепляли язык, перекрывали гортань и лишали дыхания. Боевой товарищ барона Замена, наперсник его забав и утех задыхался во власти растения во дворе придорожной харчевни. Лицо опухло от попавшей в кровь отравы. Запыленные, разъедаемые ядом глаза утратили зрение. Мелкой дрожью тряслись руки и ноги. Сердце в груди отбивало бешеный убийственный ритм. Лишенное спасительного воздуха горло хрипело, взывая о помощи. Но сквозь раскрытые двери кабака доносился громкий смех, да звуки веселой плясовой музыки. Никто не заметил страданий попавшего в цепкие лапы хищного растения.
Сведенное судорогой, изъеденное язвами тело с кроваво-красными, выпученными глазами на синем опухшем лице, трактирщик обнаружил на рассвете по торчащим из кустов подошвам кожаных сапог. Приняв за пьяного, поначалу окликнул, и лишь вытянув на свет божий, ужаснулся и послал за бароном.
Поднятый ни свет ни заря с постели, вытащенный из теплых объятий супруги в промозглое туманное утро, Ярек был не в духе еще до получения страшного известия. А на дворе таверны, приподняв укрывавшую труп грязную тряпицу, взвыл раненым зверем и отвесил оплеуху ни в чем не повинному корчмарю. Собственноручно в яростном порыве срубил барон цветущий куст, а сочащиеся пни приказал выкорчевать. Так Ярек Замен потерял первого верного товарища.
Когда сырая земля укрыла отравленное тело, а колокола в Шельмец-Банье отзвонили панихиду, дружина барона собралась почтить память почившего доброй охотой. Но древние силы благоволили добыче иного рода. Галопом пустил коня за ускользающей косулей оруженосец Замена. Привезенный бароном из столицы, он служил господину верой и правдой с тех пор, как девчонка нелюдимого Балаша надумала «поиграть в лесные догонялки». Юнец, не успевший отрастить приличной бороды, любил бахвалиться за выпивкой, делясь подробностями ночи, сделавшей Повилику женой Ярека. И сейчас, в азарте погони преодолевший лесную прогалину, ведомый мелькающим впереди белым хвостом юноша не заметил, как росший на опушке вековой дуб внезапно качнул кроной, точно человек, соглашающийся с чужой просьбой, а затем опустил ниже толстую узловатую ветвь. С хрустом ломающихся позвонков голова оруженосца откинулась назад и повисла под неестественным углом. А быстрый скакун продолжал бег, не заметив смерти седока. Несколькими минутами позднее, в глубине лесной чащи споткнулся о внезапно выросший из земли корень и повалился вперед, проткнув острым суком глазницу опытный воевода, с младенчества наставлявший Ярека на путь истинный, передавший барону свой взгляд на жизнь и с готовностью прикрывавший жестокий беспредел забав Замена.
На супружеском ложе искал утешенья и забытья сам не свой от горя потерь ставленник короля. Повилика безучастно гладила кудри мужа и покорно сносила ярость его горечи и слабость слез. И только когда Ярек забывался рваным лихорадочным сном, позволяла себе холодную мстительную улыбку. А наутро вновь подставляла равнодушное к ласкам тело — сосуд для темной силы.
