В длинной льняной хламиде в пол, вышитой черными и алыми драконами, в центр зала вышло самое странное создание из всех, когда-либо виденных наемником. Удивительной была не столько сама внешность — хрупкая, тонкая, принадлежащая то ли хилому парню, то ли недокормленной девице — а ощущения, накрывающие при взгляде на скальда.
—Не от мира сего…— буркнул Зимич, и Возгар согласно кивнул, подмечая точность определения.
Длинные пальцы летали над струнами, едва касаясь. Бледные губы шевелились еле заметно, но чистый негромкий голос взвивался над гулом, привлекал внимание, связывал собравшихся нитью единой мелодии.
—… и Бабийдол, усыпанный костями, все рос и рос, пока не стал холмом,— лицо скальда скрывали длинные распущенные волосы, а цвет глаз было не разглядеть из-за опущенных век. Возгар почему-то готов был поклясться — они серые, точно воды Фьордов в ненастный день. Рунопевец качнулся, ударяя по струнам завершающим боем. Голос взвился, выводя:
—Вельрики слава — Крезы на века,— и глаза распахнулись, встречая пытливый взгляд наемника.
«Как знал — стальные, точно водная гладь перед штормом!» — мужчина подался вперед, гадая, кто же перед ним — юнец или девка. Тот же вопрос, видать, занимал и Дировых прихвостней. Потный громила, воняющий рыбой так, словно спал в сетях с салакой, покинул насиженное место, чтобы за пару шагов оказаться рядом с певцом.
—Ладно воешь,— усмехнулся, протягивая ручищу схватить скальда за подбородок. Рунопевец попятился, выставив кантеле щитом перед собой.
—Занятно нам с друзьями стало, и мы поспорили. Половина считает — баба ты. Мол, парни не так поют. А мы с главным сошлись, что и мужики чайкой кричать могут, если им по детству кой-чо важное оторвать. Рассуди-ка честных людей,— полукровка резко рванулся вперед, схватил рунопевца, и, прижав так, что кантеле жалобно затрещало, принялся под одобрительный свист и гомон соратников задирать подол рубахи со словами:
—Не боись, разок пощупаю, да пущу!
—Прочь!— хриплый бас Бергена, похожий на утробное медвежье рычанье пресек веселье выродков. Поднявшийся в полный рост, воин макушкой едва не задевал потолочную притолоку. Кулак размером с голову теленка сжался на рукояти короткого меча.
—Пусти скальда,— Возгар встал следом за другом, незаметно доставая из подклада легкие метательные ножи. Зимич благоразумно скользнул под стол — в прямой схватке от старика проку не было, а помехой оказаться мог запросто.
—А то, что?— ухмыльнулся рыбный, забавляясь видом безвольно обмякшего в его лапах рунопевца.
—А то отправишься в драконье пекло!— рядом возникла Рёна с тяжелой сковородой наизготовку.
Шайка Дира, раззадоренная вызовом, повскакивала с мест и принялась подбираться ближе, забирая в кольцо Бергена и остальных. Дир из-за стола не встал, с хищным прищуром наблюдая за соратниками.
Еще недавно веселая атмосфера сменилась на давящую, тревожную, требующую разрядки.
—Ты не расслышал? Отпусти сейчас же! Или драконы в детстве тебе уши обожгли и мозги поджарили?— Возгар оценивающе оглядывал противников, мысленно прикидывая в кого первого полетят ножи, а кто после узнает остроту сакса.
Берген молча шагнул вперед, наполовину вынимая меч. Полукровка, потеряв интерес, отшвырнул скальда и снял с пояса увесистый цеп* (инструмент для обмолота, состоящий как правило из двух палок и соединяющей их короткой цепи. Иногда применялся в качестве боевого оружия). Его собратья-выродки переглянулись, ожидая команды или намека.
Дир свистнул. Резкий, пробирающий до озноба звук поджог разгоряченную толпу, как искра сухой хворост. Но не успело пламя драки опалить зал харчевни, как двери распахнулись, и весь проем заняла широкоплечая фигура.
—Найдется ли, добрая хозяйка, этой ночью в доме твоем приют для усталых путников и краюха хлеба для пустых животов?— сильный волевой голос принадлежал немолодому мужчине в легком кожаном доспехе. За спиной его стояло с полдюжины крепких молодцев, облаченных в броню попроще с эмблемой воина, побеждающего дракона.
—Крезовы вэринги!— прокатился по залу единый вдох, и тотчас жаждущие потасовки полукровки тихой сапой вернулись за стол к главарю. Потерял интерес к скальду и пахнущий рыбой громила. Разведя руками, будто он к происходящему дела не имеет, выродок отступил, освобождая проход новым гостям.
Предводитель вэрингов подошел к хлопающей огромными глазищами Рёне и забрал из ее рук сковороду:
—Негоже девице такую тяжесть таскать: и самой убиться можно и кого пришибить ненароком. Ну что, найдется для нас ночлег и харчи?
—Найдется,— женщина взяла себя в руки, успокоено выдохнула и добавила с радушной улыбкой:
—Добро пожаловать в «Драконье брюшко», ярл Тур!
2.Большие хотейки малютки Креза
—Веселые песни знаешь? Моим парням не помешает взбодриться, а то скисли, что брага в захудалом трактире,— Тур приглашающе похлопал по скамье рядом, усаживая рунопевца. Скальд охотно подсел к вэрингам, чувствуя, что обязан им спасением чести, а, может, и жизни.
—Как на голом Твердыше, сидит вэринг в нагише,— отстраненное лицо певца озарилось детским озорством. Люди ярла заулыбались, поддерживая хлопками и постукиваниями похабную побасенку о молодом воине, возжелавшем горячую дракониху, которая заманила его на остров посреди Фьорда и бросила там без оружия и одежды.
Раззадоренный музыкой и хмельной медовухой самый младший из вэрингов, еще безусый юнец, обнял рунопевца за плечи и зашептал так, что услышали все в зале:
—Слышь, а ты кто — девка или паря?
Скальд заметно напрягся, сгорбился, пряча бледное лицо за прядями длинных волос. Ярл грозно глянул на охмелевшего юнца:
—Отцепись, Мошка* (это имя, если что)!— а когда молодой вэринг удрученно отсел, Тур заговорщицки подмигнул ему:
—Разведку в лоб не ведут. Учись, как надо!
—Поведай певец нам свое имя. До того звонки струны под твоими пальцами и легки слова, слетающие с губ, что вся Вельрика должна знать о таком таланте.
Серые глаза с признательностью взглянули сквозь завесу волос, однако называться рунопевец не торопился. Задумчиво коснулся струн, заставляя кантеле мелодично всхлипнуть, а затем, когда эхо мелодии растворилось в потолочной темноте, бледные губы дрогнули:
—Скёль. Я — Скёль.
—Нда, понятней не стало,— Тур задумчиво почесал подбородок и смерил суровым взглядом Мошку, с трудом сдерживающего смех.
—Что ж, Скёль, сыграй нам плясовую, да такую, чтоб драконьи кости под Бабийхолмом задрожали!
Упрашивать музыканта не потребовалось. Полы харчевни вздрогнули, когда, не усидев за столами, повскакивали с мест и вэринги, и полукровки. Сдержанный Берген кивал в такт, а подпирающий стену у очага Возгар отбивал ритм ногой. Зимич же, даром что явился на свет, когда о битве Пепла и Злата помнили не понаслышке, выпрыгнул в центр зала и принялся лихо отплясывать вприсядку, вызвав всеобщее одобрительное улюлюканье.
