—Если только утроба твоя ненасытная в пути все запасы не приговорит,— для порядку огрызнулся Возгар, крепя тюки на Усиня и чубарую в черных яблоках* (масть лошади, серая или белая в пятнах) кобылу Бергена.— Могли бы до Крунаборга* (название города, на местном языке «крепость короны») к торговому обозу в охрану наняться, крезики лишними не бывают. А теперь даром два дня рожи ваши наблюдать буду.
—Чтоб мы без тебя делали, хваткий ты наш?— Зимич привычно устроился ну луке седла перед Бергеном.
—Вестимо что, жили б себе в избушке на отшибе, кур с кролями крестьянских охраняя, по поручениям дурня-старосты бегая, да мелких злыдней с лягушками грозным видом распугивая.
—Зато как покойно в той избе было, пока Доля слепая тебя к нашему порогу не привела,— домовик беззлобно улыбнулся.— Н-но, пошла родимая! А то Возгаркина болтовня припекать начинает.
Лучник хмыкнул, погладил Усиня по холке и горделиво прогарцевал мимо товарищей — покрасоваться они с конем оба были мастаки. Беззлобно бранясь и ворча, точно семейные, прожившие бок о бок всю жизнь, ехали долго. Всю дорогу Берген молчал, задумчиво глядя в даль.
—Что, жалеешь, что Рёну упустил?— Зимич шутливо пихнул воина локтем.
—Жалеет, что впрок не наесться, а такого порося, как в «Брюшке» теперь долго не перепадет,— ответил за товарища Возгар.
—Ветер с Фьорда,— вдыхая полной грудью, сказал молчун и добавил с расстановкой,— укрыться надобно от дождя.
Наемники одновременно уставились на чистое небо. Даже Усинь мотнул головой, подтверждая — ни тумана, ни облачка, а затем, громко фыркнув, свернул с широкой дороги на едва заметную тропку, петляющую среди деревьев.
—Тпру!— несогласный Возгар попытался остановить коня, да не тут-то было. Упрямством Усинь вышел под стать хозяину, и коль одному из них что в голову втемяшилось, другому оставалось смириться либо идти своим путем.
—Куда несет тебя, друже?— возмутился лучник, пригибаясь, чтобы не огрести размашистыми ветвями по лицу.
—Напрямки решил, срезая дорогу, до Крунаборга добраться. Вот только не зря люд древний тропу окрест этих лесов проложил, ой не зря,— Зимич запахнул плотнее зимун, словно под теплым солнцем озноб обуял, и откинулся назад, прижимаясь к широкой груди Бергена — под защиту. Воин кратко улыбнулся и одобряюще похлопал старика по плечу:
—Животине виднее,— хмыкнул в усы, направляя свою кобылу следом за рвущимся в чащу Усинем.
—И чего мне в доме не сиделось?— буркнул старик-домовик, нахохлившийся, что спящий сыч.
—Мир повидать захотел,— рассмеялся, обернувшись Возгар.
—С тобой повидаешь… И мир, и замирье, и драконье пекло в придачу.
* * *
Солнце клонилось к закату, лес становился все гуще, а тьма непрогляднее. Только Усинь, не зная устали, ломился вперед, что ярмарочный ослик за подвешенным перед носом яблоком. Зимич дремал, привалившись к надежному плечу Бергена, да и здоровяк нет-нет, а тер кулаком глаза.
—Довольно, братец, в самую чащу нас завел. Нешто злыдням на прикорм, да навиям на потеху?— Возгар старался придать голосу бодрости, но у самого уже тело свело от долгой тряски в седле. Дорого бы он дал за горячую лохань, да удобную перину «Драконьего брюшка». Всегда ласковый и чуткий с конем, наемник уже был готов перейти от уговоров к силе, но Усинь как почуял настрой хозяина — встал, как вкопанный, тревожно ведя ушами и настороженно фыркая.
—Ну вот, хороший….— не успел мужчина закончить, как конь вскинулся, заржал и пуще прежнего припустил, не разбирая дороги в самый ельник.
—Да чтоб тебя семеро ярило!— ругнулся лучник, вжимаясь в холку и натягивая поводья — без толку! Мощного быстроного Усиня было не остановить.
Возгар не слышал поспевает ли за ним Берген — в ушах свистел ветер, хрустели сухие ветви под копытами, шумно дышал конь. Не видел, что впереди — где-то в мире света и яркой осени солнце уже коснулось кромки земли, здесь же в лесном сумраке царила тьма, да редкие проблески золотых огней — то ли отсветы заката, то ли, что ближе к истине, хищные очи рыщущие добычу. Но воин чуял — зло близко, высматривает, вынюхивает, жаждет — и оно ближе с каждым мигом, точно ополоумевший конь несет его на закланье.
Внезапно посветлело. Колкий хлесткий ельник сменили березы с осинами, впереди замаячили всполохи костра.
«К добру ли это?» — успел подумать Возгар, прежде чем почуял запах, тревожный, опасный, незабвенный — так пахло в кузнях, когда меч лишь обретал себя под молотом кузнеца. Горячим металлом, пронзающим плоть — пахло кровью. А следом пришли звуки — стоны боли, крики ярости, хрипы предсмертных мук.
—Удружил, так удружил!— скривился наемник, останавливая внезапно ставшего покладистым коня и спешиваясь. Одеревеневшие ноги едва не подогнулись, коснувшись земли. Тут же рядом возник Берген, без слов толкая в бок, одновременно помогая не упасть и вопрошая о планах. Возгар криво усмехнулся:
—Драться! Зря что ль приехали?
—За кого?— Берген вытащил меч, длинной своей превосходящий рост Зимича. Домовик, как всегда почуяв битву, схоронился, будто его и не было.
—Разберемся,— Возгар вскинул лук, рассудив, что пара метких выстрелов обеспечит товарищам преимущество.
Пронзительный женский визг вскинулся над шумом схватки.
—Погнали!— сжав зубы, процедил наемник и ринулся вперед.
Незамеченные за шумом и смутой товарищи остановились за раскидистым кустом, оценивая на чьей стороне сила, а с кем правда.
—Погань Дирова!— Возгар вскинул лук, примечая вчерашнего смердящего рыбой выродка.
Рука Бергена повелительно легла на плечо:
—Мой,— буркнул светловолосый великан, и, не выжидая более, вышел на свет, оглашая поляну громким ревом хищника, жаждущего битвы. Бандиты всполошились, вскинулись на нового, и Возгар тут же выпустил одну за другой две стрелы, снимая шустрого поганца, крадущегося к мечнику с тыла, и другого, рябого, готового метнуть нож.
—А сам-то сучкастый где?— прикрывая товарища, лучник оглядывал поле битвы. Вкруг горящего костра в беспорядке раскидалось, разворотилось то, что было лагерем богатых торговцев. Пронзенный корягой у перевернутой телеги истекал кровью один из защитников — старый вояка, кажется, так же коротавший минувшую ночь в «Драконьем брюшке»; чуть поодаль прям на разорванных мешках с поклажей бездыханный со свернутой шеей лежал тот, в ком Возгар по богатым одеждам признал торговца. Прям у его ног поджарый выродок терзал молодку, кусая и яря с равной охотой. Третья стрела прошила затылок посягнувшему на чужую честь.
Возгар чувствовал, как в нем разгорается нетерпение, жажда кинуться следом за Бергеном в самую гущу, рвать и крушить врага, не жалея своего живота и сил. Но от меткого глаза его проку было больше, чем от острого сакса в умелых руках. Пригнувшись, побежал вдоль поляны вкруг, выслеживая, выглядывая добычу — раз, и еще одна стрела нашла цель в груди выродка, занесшего рогатину над желторотым юнцом. Два — и бабкин амулет на груди отозвался жаром опасности. Лучник вскинулся, примечая зорко всякую деталь.
