Я остановилась рядом со столом в центре комнаты и закрыла глаза. Затем я даю волю слезам.
Первая волна едва скатилась по моим щекам, когда на кухне раздался низкий голос.
—О, Господи.
Раздражение в его тоне было слишком сильным, чтобы его вынести. Я развернулась, мой подбородок больше не дрожал, теперь, когда мое раздражение было на подъеме.
—Ты не возражаешь? Можно мне хотя бы несколько минут пожалеть себя? Или я и это делаю неправильно?
Его стоическое и суровое выражение лица дрогнуло. Его взгляд смягчился, и он отступил на шаг.
—Извини.
—Я уверена, что мои слезы кажутся тебе глупыми.— Я вытерла их и шмыгнула носом.— Я знаю, что сегодня доставила тебе неудобства. Но я больше не собираюсь извиняться. Работать здесь было не моей идеей, ясно? Я не знаю, что я делать. Со всем в моей жизни. Все это полный бардак. Моя жизнь — сплошной бардак!
Моя чрезмерно драматичная вспышка вызвала у меня хмурый взгляд, который я узнала по бесчисленным случаям, когда мой отец посылал мне такой же.
Прежде чем Дакота успел заговорить, я подняла руку.
—Не говори этого. Я уже знаю, о чем ты думаешь. У избалованной маленькой богатой девочки был плохой день, потому что ей пришлось поработать для разнообразия. Речь идет не об этом. Это о том, как я осознаю, что провела тридцать два года на этой планете и у меня ничего нет, кроме безлимитной карты. Я — ничто.
Хмурое выражение на лице Дакоты исчезло, а слезы продолжали литься.
В тот момент я их ненавидела. Позже вечером, когда я буду одинока и уязвима, я буду наслаждаться хорошим криком и возможностью выплеснуть все это. Но в тот момент я больше не хотела быть плаксой, только не сейчас.
Только не перед Дакотой.
Он сделал шаг вперед, входя прямо в мое пространство. И точно так же, как он сделал в баре ранее, он скользнул рукой вверх по изгибу моего подбородка, чтобы обхватить мою щеку.
—Не говори так.
—Но это правда,— прошептала я.
Журнальная статья назвала меня легкомысленной и мелочной. Мне потребовалось чуть больше двадцати четырех часов, чтобы понять, что, несмотря на все мои усилия измениться, но слова той репортерши была правда. Что это значило, что всего за один день я поняла, что она была права?
Может быть, я слишком долго жила в отрицании самой себя. Может быть, я игнорировала критику и советы своей семьи, потому что мне было так трудно что-то изменить.
Может быть, я просто играла ту роль, которую мне все отводили.
Причина не имела значения. Мой мир перевернулся с ног на голову, и я никак не могла сориентироваться.
И все же, когда теплая кожа Дакоты коснулась моей, не все было потеряно.
Когда его темные глаза твердо смотрели в мои, слезы просто прекратились. Это было так, как будто он приказал им остановиться, и они повиновались.
—У меня никогда раньше не было работы,— прошептала я.
—Я знаю.
—Я не знаю, как сделать что-то, что что-то значит. Есть ли в этом смысл?
—Да.— Он опустил руку.— Есть.
—Что я должна делать?
—Пошли.— Он дернул подбородком в сторону двери.— Позволь мне налить тебе выпить и принести что-нибудь поесть. Тогда я научу тебя кое-чему еще.
—Что это значит?
—Бармены — хорошие слушатели.
То ли из-за того, что я пролила немного слез, то ли из-за утешительного прикосновения Дакоты, я почувствовала себя легче, когда вернулась в бар. Уэйн послал мне еще одну улыбку, когда я вернулась на место рядом с ним.
Затем Дакота выполнил свое обещание налить мне выпить. Когда он готовил мне водку с тоником, я запомнила все его действия: от наливания спиртного до добавления тоника и выжимания лимона. Обращала ли я когда-нибудь раньше внимание на людей, готовящих мои напитки? Благодарила ли я их когда-нибудь?
—Спасибо.
Дакота кивнул и поставил напиток передо мной.
—Добро пожаловать.
Я потягивала коктейль, составляя компанию Уэйну, пока он допивал пиво. Когда он закончил, он пожал мне руку, пожелав спокойной ночи, и пообещал вернуться завтра. Затем он ушел, почти в тот момент, когда другая пара в баре оплатила свой счет и тоже ушла.
Что оставило нас с Дакотой наедине, разделяя пиццу с пепперони, которую он приготовил после ухода наших клиентов.
В баре было тихо, и темнота снаружи опустилась несколько часов назад, но часы за стойкой показывали только семь часов. Я была здесь уже больше восьми часов, а мы даже близко не подошли к времени закрытия, указанному на витрине.
—Ты всегда так долго работаешь?— Спросила я Дакоту, прежде чем откусить последний кусочек пиццы. В будние дни я не позволяла себе ни молочных продуктов, ни углеводов, но сегодня вечером я заработала несколько дополнительных калорий.
—Обычно да. Мы с Джексоном и Теей делим часы поровну. Но поскольку они оба уехали, я работаю от открытия до закрытия.
Я подсчитала, и цифра, которую я получила, чуть не заставило меня поперхнуться.
—Пятнадцать часов.
Уголок его рта приподнялся в почти улыбке.— Не каждый день. Когда все так мертво, мы закрываемся пораньше. Мы закончим есть, подождем еще час, пока все уладится, а потом повесим вывеску.
Мои плечи поникли.
—Я не думаю, что смогу продержаться дольше полуночи.
—Ты сегодня хорошо поработала.
—Не лги. Я была крушением поезда.
Он пожал плечами.
—Могло быть и хуже.
—Верно. Я могла бы сжечь это место дотла.
Все поведение Дакоты изменилось после моего рыдания на кухне. На самом деле мне не хотелось говорить о своих проблемах, поэтому мы сидели там, и телевизор в углу заполнял тишину каким-то спортивным выпуском новостей. И хотя я не призналась во всех своих проблемах, он был прав насчет того, что я хороший слушатель.
Он слышал достаточно на кухне, чтобы понять, что мне действительно нужна была передышка.
Так что уроков больше не будет. Больше никаких инструкций по очистке. Больше никаких советов о том, как лучше всего подавать напитки. Он просто позволил мне посидеть на этом шатком стуле и дать отдых моим усталым костям.
Боже, я хотела в кровать.
Я планировала перенести свои вещи в лодочный сарай сегодня вечером, но это было до того, как Тея и Логан удивили меня своим отпуском. Теперь я была рада, что мне не нужно было собирать свои вещи. Я могла бы просто вернуться и переночевать в их гостевой спальне.
Я даже не собиралась умываться.
И все же, как бы я ни была измучена, как бы легко ни было положить голову на руки и заснуть на стойке бара, мои глаза были широко открыты. И они были прикованы к Дакоте.
