— Нейт, скажи мне, что сделал мой отец. За что именно Гай считает его своим врагом?
Он вздыхает. Но кажется, ему вовсе не хочется снова увиливать от моих вопросов. Нейт проводит пятернёй по светлым волосам и начинает говорить:
— Ну, короче, твой батя несколько лет назад... — Он делает паузу, поднимает на меня голубые глаза, будто для того, чтобы удостовериться, что я всё ещё его слушаю. — Около семи лет назад твой отец... уверена, что хочешь продолжить?
— Нейт, — давлю на него я.
Он снова вздыхает, на этот раз тяжелее и протяжнее. Я в нетерпении начинаю теребить пальцами собственное плечо.
— Твой отец изнасиловал и убил мать Гая около семи лет назад, — наконец выдаёт Нейт.
У меня, кажется, останавливается сердце.
Наверное, именно так ощущается падение с утёса или превращение плоти в пыль, когда тело суют в печь. Потому что те ощущения, что я испытываю сейчас, абсолютно равны тому, что бы я ощутила, падая с высоты прямиком к земле или превращаясь в пепел.
У меня пересыхает горло. Я слышу какие-то беспомощные звуки, выходящие из собственной глотки, а потом всё перед глазами застилает пелена.
— Блин, не надо было тебе это знать, — осторожно произносит Нейт, явно виня себя. — Гай поэтому и не говорил тебе ничего.
— Откуда вы знаете? — хриплю я. — Почему вы думаете, что это так?
— Ну, рядом с телом нашли записку от твоего отца. Почерк был его. К тому же проводилось расследование.
Мне кажется, каждая косточка в моём теле хрустнула. Боль такая, что я больше не могу ни о чём думать, ничего делать. Я хочу испариться. На данный момент только этого я и желаю.
Вот почему Гай вёл себя странно рядом со мной, вот почему не желал упоминаний матери рядом со мной, вот почему в его взгляде читалось что-то страшное и мрачное, когда он сидел за ужином в нашем доме... Всё это время он хотел одного — отомстить моему отцу за смерть матери, а я лишь удачно подвернулась под руку.
Я отдалённо слышу, как к домику подъезжает машина, а потом раздаются шаги. Дверь распахивается, на пороге оказывается Моника. Она не изменилась с нашей последней с ней встречи. Всё так же сияет: очаровательная, энергичная и весёлая. Её внешность никогда бы не подтолкнула к мыслям о том, на что она способна, на что она пошла, оказавшись в нашем доме. Когда я вижу бывшую фальшивую горничную, даже не сразу соображаю, как должна реагировать. Злиться, определённо. Но разум затуманен обидой и страхом.
— Привет? — неуверенно начинает она. В руках у неё пакеты из Макдональдса.
Я отворачиваюсь от Моники. Мне совсем не хочется сейчас с кем-то любезно болтать.
Нейт подходит к девушке, мимолётно целует её, я слышу причмокивание, потом перешёптывание, а затем он хватает с её рук пакеты, которые затем кладёт на стол.
— Я понимаю, — снова заговаривает Моника. — Ты, вероятно, злишься на меня... Я даже не стану просить прощения. Это ведь будет глупо. Просто позволь мне загладить вину и побыть здесь с тобой, хорошо?
— Я не злюсь на тебя.
Она выпучивает глаза:
— Что?
Коротко киваю, даже хочу добавить улыбку, но я слишком истощена сейчас, что на неё у меня просто не хватает сил.
— Ты... — начинает она неуверенно.
— Всё в порядке. У тебя не было выбора.
Я притворяюсь, не собираясь мусолить эту тему. Лучше соврать, что всё позади, чем выслушивать от неё просьбы прощения ещё долгие дни.
Нейт всё понимает, я сама его предупредила, поэтому лишь бросает виноватый взгляд на меня, а потом поворачивается к своей девушке:
— Зачем ты не предупредила, что хочешь приехать? Это безрассудный поступок, крошка.
— Ох, да ладно тебе, милый, — улыбается она, тыкая в кончик его носа пальцем. — Зато я принесла вам покушать. Вы, наверное, до чёртиков голодные.
Я смотрю в окно, хранящее в себе отдельный зелёный мир, пока где-то на фоне шуршит картонная бумага, в которую обычно заворачивают бургеры. Моника и Нейт накрывают на скромный стол, а я чувствую, что желудок скручен в тугой узел и не готов принимать еду.
Я размышляю о папе и о его прошлом. И по мере того, как в голове проносится одна мысль за другой, они острой болью отдаются в мозгу, и я спешу прикрыть глаза, чтобы ничего не чувствовать.
* * *
В поместье влиятельной криминальной семьи собрался народ: такие же криминальные лица, друзья и коллеги Вистана, знакомые Камиллы и Гая, люди, с которыми они знакомы ещё с тех времён, когда были совсем ещё малышами, и люди, с которыми они познакомились намного позже.
Вечеринка, устроенная в честь помолвки Камиллы Харкнесс, началась ещё пару часов назад, но только сейчас люди, облачённые в дорогие роскошные наряды, упиваются вином и шампанским. Отовсюду слышится живая классическая музыка, сверкает хрусталь и блестят золотые украшения на шеях и в ушах ухоженных женщин. Большинство из них — жёны наёмников, гангстеров и политиков, приглашённых на торжество. Среди гостей можно встретить и шерифа, мистера Клеменса Далтона, покрывающего Могильные карты в полиции. Ему отводится важная роль: давать взятки и прикрывать глаза коллегам на неожиданные убийства и преступления, учинённые мафией.
Гай как раз выходит из машины, когда мимо проходит шериф Далтон.
— О, Кровавый принц, — широко улыбается он, приобнимая свою любимую жену, Лолиту, за талию. — Рады снова видеть тебя, парень! Давно ты не показывался в последнее время однако.
— Много дел, — сухо отвечает Гай, всем видом желая показать, что не нуждается в разговорах сейчас.
Шериф насупливается, на лбу собираются морщины. Его голубые глаза бросают взгляд на Лолиту, муж с женой переглядываются.
— Что ж, думаю, твоё состояние связано с помолвкой сестрёнки, — продолжает Далтон, совершенно игнорируя желание Гая скорее отсюда уйти в дом. — Вистан говорил, что ты всегда был против её женишка.
Гаю хочется сказать нечто вроде: «Он маменькин сынок, глупый и неосознанный мальчишка, который притом младше Камиллы. Нашей семье не нужны подобные кретины», но осекается, потому что женихом сестры является никто иной как сын другой криминальной группы, заведующей частью Сиэтла и в других городах Америки. Вистан подписал с ними договор ещё двадцать лет назад, так что было бы неразумно публично называть его кретином.
— Я очень спешу, шериф, — говорит Гай, голос звучит как сталь. — У меня набралось много дел, так что, к великому сожалению, на этой вечеринке я ненадолго.
— А что за дела у тебя, сынок? — Мужчина щурится, тонкие губы слегка приподнимаются в уголках, словно в ухмылке. — Как мне казалось, Вистан ещё не давал тебе поручений.
Будь проклята твоя серебряная карта, думает Гай, бросив взгляд на серебряную карточку с узорами на нагрудном кармане шерифа. Именно она даёт такое преимущество раскрывать дерзко рот, даже при том, что Гай — обладатель золотой карты, и стоит в иерархии мафии на одну ступень выше.
