— У нас, кстати, не было свадьбы, — произношу я, чтобы отвлечь себя от тягостных мыслей.
Гай улыбается и кивает:
— Верно... Хочешь свадьбу?
— Не то, чтобы хочу, но... было бы здорово.
— Я могу позвонить Нейту, он устроит.
— Хватит обращаться с ним как со своим мальчиком на побегушках, — смеюсь я. — Ты все задания на него скидываешь.
— За деньги, которые ему платят Могильные карты, он с радостью займётся любой работой.
Я задумываюсь, вспоминаю разнообразные виды карт и решаюсь спросить:
— Когда ты станешь главным в вашей организации, ты сделаешь Нейта и, может даже, Зайда обладателями серебряной, да? Не останутся же они, наверное, обладателями чёрной карты.
У Гая мигом меняется выражение лица. Он кривится, словно я произнесла что-то очень неприятное. Меня сильно заинтересовывает эта реакция.
— Что-то не так? — осторожно спрашиваю я.
— Я не хочу быть главным. Совсем. Я не хочу быть связанным с Могильными картами. И никогда не хотел.
Наверное, дело в его отце, думаю я. Кто захочет находиться под властью своего тирана-отца всю сознательную жизнь? А потом думаю: может быть, Кровавый принц просто уже устал отмывать кровь с рук...
— Ты можешь это устроить? — спрашиваю я неуверенно. — Можешь избежать этого?
— Тео поступил очень умно, когда сбежал, — отвечает Гай. — Жаль, я не оказался настолько же мужественным и умным, чтобы решиться на такой шаг... Даже если он и не жив уже, по крайней мере, его убил не собственный отец.
У меня замирает сердце от этих слов, и я снова готова разрыдаться, броситься к нему и обнять так крепко, насколько это вообще возможно. Каждый день мне приходится сталкиваться с этими чувствами внутри себя, каждый день у меня горит душа от желания забрать хотя бы частичку его боли себе.
— Значит, избежать ты не можешь... — выдвигаю я своё предположение, основанное на его словах.
— Да, не могу. Если отец решит передать мне свою власть или с ним что-нибудь случится, я вынужден буду принять всё, как есть.
— Не думаю, что с Вистаном Харкнессом что-то случится в ближайшее время, — говорю я, хотя в уме держу всё своё желание его убить. — И вряд ли он передаст тебе всю свою власть самостоятельно, правда же? Бояться нечего.
И встаёт дилемма: до этой минуты я горячо желала избавиться от Вистана, но теперь в сердце у меня сплошные сомнения. Я всё это время хотела придумать что-то, что его уничтожит. А теперь, оказывается, своими действиями я могу уничтожить жизнь Гаю, дать ему то, что так ему нежеланно.
Что мне теперь делать?
— Даже если он передаст мне всю свою власть и сделает лидером Могильных карт, — заговаривает Гай, — сам при этом оставаясь жив, ничто не помешает ему управлять мной, манипулировать как марионеткой. Так что ещё неизвестно, что будет хуже.
— По крайней мере, — говорю я, пододвигаясь на стуле ближе к нему и сжимая его руку, — я буду рядом с тобой.
— Только это меня и успокаивает, моя Роза.
И тогда я больше не собираюсь сопротивляться своему желанию. Я поддаюсь вперёд и целую его в губы. На этот раз наш поцелуй самый нежный и мягкий из когда-либо существовавших. Совсем другой вид поцелуев, которыми возлюбленные, наверное, показывают заботу и свою преданность. Не такой, какой был у нас в машине однажды.
Когда воздух в лёгких кончается, я отодвигаюсь.
— У нас впереди ещё много поцелуев, — говорю я ему в губы. — Я дождусь твоего дня рождения, чтобы преподнести замечательный подарок.
Гай издаёт смешок вперемешку со словами:
— Ты позволишь мне целовать тебя там, где мне только захочется?
Я отрицательно качаю головой, когда произношу:
— Нет, я отблагодарю тебя за подарок на мой день рождения равноценным подарком.
Мне кажется, его глаза приобретают более тёмный оттенок. Он догадывается, к чему я клоню.
— И что же это за подарок, Каталина? — спрашивает он.
Я лишь мимолётно опускаю взгляд вниз, к нижней части его тела, как бы взглядом намекая на то, что планирую. Гай улыбается в ответ:
— Отплатишь мне той же монетой, значит?
— Можно и так сказать.
— И всё же мне гораздо приятнее было бы видеть твои бёдра у своего лица.
Я сглатываю, а между ног от его слов у меня вдруг всё заныло. Решая отвлечься, я прокашливаюсь, быстро встаю и иду к окну, выглядывая наружу. От дома как раз отъезжает белая машина, и я узнаю в ней сидящих Камиллу и её мужа.
— Почему тебе не нравится Митчелл? — спрашиваю я.
Гай хмурится:
— Митчелл?
— Да. Я помню, что ты его недолюбливал ещё тогда, когда я впервые приехала в этот дом по приглашению Вистана на ужин. Почему?
— Потому что он полный козёл. И я всегда считал, что он не подходит Камилле.
К счастью, возбуждение от его последних слов про «мои бёдра у его лица» спадает, так что я могу спокойно вернуться к стулу.
— Почему не подходит? Помнится, он младше её... Из-за этого?
— Да. Но помимо этого он славится своей любовью к «ночным бабочкам». Однако после их свадьбы я больше об этом не переживаю. Если он вдруг вздумает изменить Камилле, ему больше никогда не удастся ни с кем спать.
Гай так заботлив по отношению к своей сестре, но я ведь отлично помню, что сестра в ответ не пошевелит и пальцем ради своего брата. От этого факта меня терзают мысли: почему же всё так несправедливо.
— Как ты думаешь, Камилла достойна того, чтобы ты так переживал за неё? — Вопрос так легко слетает с языка, что я даже теряюсь, не ожидав от себя этого.
— Я люблю её. Она моя сестра.
— А разве она тебя любит?
Я стараюсь говорить нейтрально, но в голосе всё же пробираются нотки злости.
— Любит. Ведь она моя сестра.
— Разве тот, кто любит, может смотреть на бесчеловечность, происходящую у него на глазах?
— Ты говоришь о моих отношениях с отцом? — Гай поднимает взгляд, и я вижу, что он не собирается винить сестру ни в чём. — Что она могла сделать против этого?
— Не считать это всё нормальным для начала. — У меня вздрагивает голос, но я всё ещё держусь и пытаюсь не сорваться на крик. — Скажи, заходила ли она к тебе после того, что случилось? После того, как я стреляла в тебя.
Он не отвечает. Ответ ясен: нет, не заходила.
Я взмахиваю руками.
— Камилла не может заслуживать твоей любви, Гай... Она ужасная, бесчеловечная и жестокая!
— И я, — холодно произносит он. — Я такой же, Каталина, не забывай. Мы росли в одной семье.
