Я морщу нос, не отвечая на протянутую руку, и просто прохожу к двери, огибая Вистана и Камиллу. Горничные расступаются и не скрывают своих любопытных взглядов, пока глядят мне вслед. Они перешёптываются у меня за спиной.
— Куда это ты так спешишь? — усмехается Джаспер, нагоняя меня. Причём для этого ему даже не нужно было бежать, ведь его высокий рост позволил ему сровняться со мной всего за парочку широких шагов. — Разве ты знаешь, где держат Гая?
Я останавливаюсь, поворачиваюсь к нему.
— Вот именно, — довольно добавляет он. — Так что прекрати быть такой злой и иди за мной.
Джаспер ныряет в очередной коридор, стены которого сплошь обвешены картинами с семейными портретами. Но в отличие от тех изображений, что я видела на втором этаже, — действующей семейки Харкнессов, — здесь на меня глядят незнакомые лица. Я не успеваю разглядывать их, но мимолётно проскакивают имена: Мортимер Харкнесс, Миранда Харкнесс, Тристан, Уильям, Селена, Фелисити... Я встречаю много незнакомых имён, но все они носят фамилию Харкнесс. На мужчинах и женщинах одежды разных эпох. Вот, картина с пятнадцатого века, вот с девятнадцатого, вот более современные фотографии.
— И представь только, и твой портрет в будущем могли бы повесить среди всех этих людей, — говорит Джаспер, заметив моё разглядывание. — Жаль, что Вистан тебя так и не примет.
— Жаль, что ты такой болтливый идиот, — выдаю я в ответ, не желая вести с ним дружеские беседы.
— Удар ниже пояса, моя дорогая. Я ведь вроде к тебе со всей душой, а ты мне в неё плюёшь.
Он сворачивает за очередной угол, потом мы поднимаемся наверх по лестнице, которую я вижу впервые. Так мы оказываемся в широком почти королевском коридоре, пропахшем сладковатым приятным ароматом. Джаспер открывает боковую дверь.
— Входи, — говорит он. — Гай здесь. Когда закончишь миловаться, спускайся обратно. Дам тебе дальнейшие указания.
Джаспер уходит, оставляя меня с колотящимся от страха сердцем. У меня потеют ладошки от волнения, потому что я ужасно боюсь снова видеть беспомощность. Боюсь снова понять, что именно из-за меня он оказался в таком положении.
Я вхожу в комнату.
Взрослая женщина в белом халате поворачивается в мою сторону, едва я переступаю порог. Это большая спальня, исполненная в тёмных тонах. И тогда сразу становится понятно: спальня Гая. Видно, в дни, когда ему приходится ночевать в доме отца, он остаётся в своей комнате.
У меня пересыхает во рту, когда взгляд падает на кровать. Гай спит, на нём нет рубашки. Рука высунута из-под одеяла: к ней закреплён катетер, через трубочку которого в вену поступает кровь с висящего около кровати контейнера.
— Мисс Норвуд? — спрашивает, вероятно, медсестра.
Я уже отвыкла от своей настоящей фамилии, поэтому даже сперва замираю, вспоминая о своём происхождении. Словно я всю жизнь принадлежала одному Гаю всё это время.
— Да... Как он? — дрожащим голосом интересуюсь я.
— Мальчик потерял немного меньше литра крови, — сочувствующе отвечает женщина. — Три литра – летальный исход. Потерял бы больше, если бы не ваша повязка. Вы спасли ему жизнь.
А до этого едва не убила, выстрелив в него, хочу добавить я, но сдерживаюсь от подобных высказываний. Сейчас не время для самобичевания.
Я подхожу ближе и касаюсь кожи Гая. Сейчас я напрочь забываю о том, каким могущественным и опасным его все считают, какую власть он имеет, на что вообще этот парень способен. А сейчас он выглядит таким беспомощным, таким беззащитным, что мне хочется перенять на себя его раннюю роль и оберегать его от злодеев.
— Он ведь поправится? — спрашиваю я, чувствуя, как в глазах уже накапливаются слёзы.
— Да, конечно. — Медсестра мягко мне улыбается. Я уже успела отвыкнуть от добрых людей, видя столько зла вокруг, так что стоящая передо мной женщина вовремя доказывает, что добро всё ещё существует даже в стенах такого ужасного места как поместье Харкнессов. — Он пролежит пару дней точно, а мы проследим за тем, чтобы вернуть потерянный объём крови.
Значит, Гай не будет знать о том, что мне указал делать его отец, куда я сейчас поеду и чем буду заниматься. От этих мыслей мне и легчает и становится тревожнее одновременно. С одной стороны, у меня нет выбора, а Гай обязательно попытался бы что-то сделать, чтобы уберечь меня, этим гневая отца сильнее, а с другой — пока он спит и спокоен. Лучше второй вариант.
Я сперва глажу его каштановые мягкие волосы, открывая лоб, а потом наклоняюсь и оставляю маленький поцелуй. Обычно это он целует меня в лоб, а сейчас это делаю я. Такой милый и невинный поцелуйчик, полный нежности и заботы. Хочу, чтобы он оставался спокоен и отдыхал. Он заслуживает этого.
— Спасибо, — произношу я, вытирая всё же покатившуюся слезу с щеки. — Пожалуйста, позаботьтесь о нём как следует.
— Конечно, — кивает женщина. — Он будет в порядке, когда вы вернётесь.
Хочу уже отойти, оставить Гая и выйти из комнаты, пытаясь понять, как мне выполнить приказ Вистана, как вдруг мою руку кто-то хватает. Медсестра удивлённо переводит взгляд на кровать, я оборачиваюсь.
Гай всё ещё очень слаб, но ему удаётся приоткрыть веки и держать меня за запястье.
— Каталина? — произносит он тихо. — Это ведь ты? Пожалуйста, не уходи.
Я сглатываю ком в горле, приближаясь обратно к нему. Опускаюсь на колени перед кроватью, чтобы моё лицо было на уровне его.
— Ты очнулся, — улыбаюсь я. — Значит, не так всё плохо.
— Всё плохо, — шепчет он в ответ, пытаясь усмехнуться. — Я не могу сейчас обнять тебя так крепко, как мне хотелось бы.
Медсестра сообщает, что оставит нас поговорить на пару минут, и исчезает за дверью. Я благодарна ей за возможность побыть пару мгновений с человеком, рядом с которым весь остальной мир перестаёт для меня существовать.
— И снова ты думаешь обо мне, — произношу я, протягивая руку к его красивому лицу.
— Как я могу думать о ком-то другом, моя Роза? Ведь ты первая, о ком я думаю, когда просыпаюсь, и последнее, когда засыпаю. Ничего не изменилось с тех пор.
— Ты такой романтик, — хихикаю я.
— Только для тебя одной.
Я опускаю взгляд на его руку, к которой подсоединён катетер, и всё внутри снова сжимается. Мне так жаль, что это всё с ним происходит.
— Выздоравливай скорее, — говорю я, прижимая его ладонь к щеке. — У нас, кстати, теперь парные шрамы, как у настоящих романтических парочек.
И после моих слов он кратко смеётся, и видно, что ему тяжело даже просто смеяться, поэтому я кладу руку ему на грудь и говорю:
— Не мучай себя так, а я больше не буду тебя смешить.
— Я люблю тебя, Каталина.
Эти слова так быстро вырываются из его уст, что я сперва замираю, неуверенная в том, что правильно расслышала его. У меня учащается сердцебиение, и я никогда бы не подумала, что простые три слова: «Я люблю тебя» могут быть произнесены таким образом и вызвать такие ощущение глубоко внутри.
