И я понимаю… я сознаю, что с каждым днём всё больше и больше привязываюсь к нему.
Гай Харкнесс только что буквально назвал меня «своей святой». Он назвал меня святой.
— Да, — выдыхаю я. — Я буду твоей Розой. Как тебе будет угодно.
Он улыбается, и от улыбки, беря в расчёт весь его утренний облик, он принимает мальчишеский вид ещё больше. И когда в голове у меня вспыхивает вчерашняя ночь снова, я неожиданно вспоминаю о людях в подвале Гая и округляю глаза.
— А те люди… они всё ещё там? — спрашиваю я.
На этот раз Гай улыбается криво, понимая, к чему я клоню. А я закрываю ладонями лицо, произнося:
— Вот чёрт! Они что же, слышали, как я...
— Я ведь просил тебя быть тише, — шепчет он, насмехаясь надо мной.
— Эй! Это было невозможно!
Он убирает руки с моего смущённого лица и говорит:
— Тогда будем считать, что вчерашние звуки останутся в их памяти единственным приятным воспоминанием.
Цокая, я ложусь обратно на кровать, не желая никуда отсюда уходить. Здесь тепло и так мягко, что после последних пережитых событий сложно представить, что я лежала и мёрзла на холодной земле и едва не умерла.
Рука Гая суётся мне под локоть, и он обнимает меня сзади, притягивая за талию и прижимая к себе.
— Я никогда не был поклонником сопливых речей или ванильных высказываний, но... — говорит его голос над моей головой. — Но с тобой я становлюсь безнадёжным романтиком, Каталина Харкнесс.
— А нравится ли тебе это?
— Ещё как.
Мне вскружает голову его запах, его руки, которые сейчас пусты от колец. Я лежу в лифчике, поэтому спиной чувствую его твёрдую грудь, прижатую ко мне, и понимаю, что этот факт заставляет меня нервно хватать ртом воздух.
— Хью говнюк, — говорю я.
— Что? — переспрашивает Гай, будто не расслышав.
— Из-за него мы не смогли заняться любовью.
У него от смеха дёргается грудь, а я от этого чудесного звука, как его смех, будто бы таю.
— Ты так об этом жалеешь? — спрашивает он.
— Да! Очень...
— Но я знаю способы удовлетворять тебя иначе, Каталина. Пока ты не поправишься.
Я сглатываю, прикрывая глаза и не желая никогда в жизни не возвращаться куда-либо ещё, кроме как к этой кровати и к его дому.
— Продемонстрируй, — с вызовом произношу я.
— Прямо сейчас? — словно удивляется он, но в голосе ясно слышится азарт.
— Да.
И тогда Гай издаёт смешок, а потом без дальнейших слов прижимает меня к себе сильнее, я спиной упираюсь ему в грудь уже гораздо-гораздо плотнее. Но ещё снизу в меня упирается кое-то другое. Кое-что, что чувствуется даже через ткань штанов. Не заметить, как в мою задницу упирается что-то твёрдое, было бы невозможно. Потом он просовывает одну свою руку мне под лифчик, а вторую опускает ниже — к тому самому месту, которое вчера целовал. Его ладонь проникает под моё нижнее бельё, вынуждая меня развести ноги.
Я делаю резкий вздох, когда губы касаются моей шеи, когда его рука внизу начинает совершать движения, похожие на те, которые были совершены вчера перед взрывом в моей голове. Я выгибаю шею и шепчу:
— Ах... Как ты это... делаешь?..
— Я просто хочу смотреть, как тебе приятно, — шепчет он мне в ухо. — Это слаще любого другого зрелища.
И от этих слов я горю сильнее. Я возгораюсь как чёртов пожар, и вспоминаю, что отныне я не Норвуд. Что я Харкнесс. И словно после новой фамилии я сама стала новой. Совсем другой.
Его пальцы так ловко движутся, что я неосознанно выгибаюсь навстречу им, но не могу делать слишком больших телодвижений, потому что второй рукой Гай продолжает крепко держать меня, удерживая на месте. Он касается моей груди под лифчиком, не слишком сильно сжимая её, а я совсем уже теряю связь с реальностью.
Это Рай... Я просто в Раю.
Нет ничего приятнее, чем его прикосновения, нет ничего более прекрасного, чем то, как меня трогает Гай Харкнесс. И я чувствую, словно принадлежу ему, и я даже не против этого. Никто никогда не получал от меня разрешения притрагиваться ко мне. А ему я готова разрешать трогать себя везде, где только ему захочется.
Гай прижимается ко мне сильнее:
— Ах, чёрт... — глухо стонет он мне в волосы. — Что ты делаешь со мной, Каталина?
Его рука скользит по моей промежности, совершает круговые движения, а я едва не плачу от удовольствия. А его стон заставляет меня нагреваться сильнее.
И вот, я почти готова. Я чувствую, как нарастает дрожь во всём теле, как растёт возбуждение, которое словно вихрем пробирается к каждой косточке моего тела…
Как вдруг распахивается дверь.
Вскрикнув от неожиданности, я зарываюсь под одеяло, закрывая все голые участки своего тела, а Гай вынужденно убирает руки.
— Твою мать! — пищит Нейт, и я отсюда даже замечаю, как он дёргается в сторону. — Мать моя женщина! Это что за дела?!
— Ура, они в кое-то веки потрахались, — слышится следом голос Зайда. — Или начинали трахаться, а мы помешали.
Я выныриваю из одеяла, бросая на них сердитый взгляд. Сейчас мне хочется швырнуть в них целый шкаф, набитый кирпичами.
— Если вы сейчас же... — начинает Гай грубо, но Зайд его почти с безразличным видом перебивает:
— Ты же сам звал нас на казнь тех долбоящеров у тебя в темнице. Прости уж, что ты сам, сука, не назначил точное, бл_ть, время, из-за чего мы припёрлись именно сейчас. Сам виноват. Разве я не прав, Нейт?
— Вот же блин! — прикрывая глаза и отворачиваясь, ноет Нейт. — Она же мне как сестрёнка, фу!!!
— Ой, не вы_бывайся, — закатывает глаза Зайд. — Ты же сам вчера хотел поспорить со мной, когда же они впервые потрахаются. А потом передумал, потому что я сказал, что Лина вся мокнет уже при виде Гая. Это, бл_ть, видно невооружённым глазом! А учитывая то, что её останавливало только не совершеннолетие и отсутствие уз брака, то сегодняшнее событие после получения и того, и другого, сто процентов должно было случиться.
— Исчезните оба! — громко прикрикивает Гай.
— А можно к вам присоединиться?
— Зайд!
— Ой, е_ать! Ну, попытка не пытка.
Переглянувшись, наши неожиданные гости действительно выходят из спальни, захлопывая за собой дверь.
Я раздражённо вздыхаю, закрывая лицо от смущения. У меня всё ещё всё там внизу горит. Но потом я громко смеюсь всей неловкости произошедшего.
— Какой кошма-а-ар, — выдыхаю я сквозь свои пальцы.
— Теперь они будут вечность об этом припоминать.
