—А он обрил их сразу все…— усмехается Блэйк.— Твоя мать была ведьмой, как и ты. Хорошо, что ты сама призналась.
—Она не была…
—Да, а ты не умеешь приручать диких волков, Элис.
—Я не знала, что у меня есть такой дар.
Блэйк молча разворачивается и подходит к горящей жаровне, на которой лежат раскаленные железки.
Его лицо озаряется зловещим светом красных углей, когда он достает клещи, раскаленные добела.
—Сейчас ты будешь кричать,— говорит вдруг Блэйк.— Кричать так громко, словно я пытаюсь выдрать тебе ноготь вот этими раскаленными клещами.
—Что?— делаю я шаг назад и закрываюсь руками.
—Они должны слышать.
Он приближается ко мне так близко, что я могу ощущать на своей щеке его горячее дыхание.
—Кричи, девочка, вспомни, как ты рожала свое дитя, и поверь в свою страдание, словно оно реально. Воскреси в воспоминаниях всю свою боль, все свое отчаяние, всю обиду, что тебе причинили и кричи так громко, как только можешь. Умоляй меня, плачь и дрожи. Они должны поверить.
От шепота Блэйка по всему моему телу бегут мурашки. Я зажмуриваюсь, чувствуя, как его рука ложится на мою шею.
—Воскреси свою боль, если хочешь вернуть их, Элис.
41
—Что ты сделал с ней?— ошарашенно спрашивает Клем, когда Блэйк заводит меня в комнату.
Она прикрывает рот от ужаса и бережно берет меня за руки, обматанные окрававленными бинтами.
—Ах ты тварь,— шипит она в спину уходящего Блэйка и вскакивает на ноги. Но встречается лишь с дверью, которую он захлопывает и запирает у нее перед носом.— Урод! Дай мне только добраться до тебя, я лично сделаю из тебя…
—Клем! Хватит!— останавливаю я ее.— Пожалуйста….
Она поворачивается ко мне и качает головой.
—Он ответит за то, что сделал.
—Он ничего не сделал,— говорю я.
—Он издевался над тобой, пытал тебя, а ты говоришь, что он ничего не сделал? Его мало убить за это. Мало на твою долю выпало испытаний, так этот подонок еще добавил?
Я вижу, как на ее лице выступают слезы. Она снова подходит ко мне и обнимает меня.
Она видит бинты на моих руках, видит мое изможденное лицо, и разумеется, что еще она может подумать?
Как и обещал Блэйк, когда давал мне корень красного папоротника, эффект длится до сих пор, несмотря на то, что он уже полностью растворился, оставив во рту лишь нестерпимую горечь.
—Вот возьми,— сказал он.— положи под язык. Держи во рту, пока не растворится.
—Зачем это?
—Увидишь.
Я поняла, что он имел ввиду, только когда он вывел меня из пыточной камеры и повел по коридору. Меня трясло всем телом, словно в лихорадке. Мельком бросив взгляд в одно из зеркал, прикрепленных в стене я увидела свое лицо и не узнала себя.
Черные круги под глазами, на лице застыла маска чудовищной боли и отчаяния. На подбородке и щеке появились красные пятна, похожие на ссадины, две окровавленные слезные дорожки на щеках.
Я спотыкаюсь, увидев это, и Блэйк подхватывает меня сильными руками, чтобы я не упала.
—Осторожнее.
—Инквизитор Блэйк,— вдруг слышу я голос.— Это новенькая девочка? Неплохой улов, неплохой. Слухи уже поползли, что ты привез двух обворожительных красоток, чтобы они послужили господу.
Незнакомец в такой же мантии, как у Блэйка, смотрит мне в лицо и морщится.
—Красивая, но ты, кажется, перестарался. Что же она такое натворила? Ведьма что ли?
—Вроде того,— говорит Блэйк, долго не колоась, пришлось переломать пальцы.
—И что узнал?
—Епископ получит доклад сегодня ночью, прости, Шелли, я спешу.
—Да, да, разумеется.
—Может нужна помощь, подлечить ведьмочку?— спрашивает Шелли с улыбкой, если пальцы сломаны, могут неправильно срастись. А я специализировался на медицине…
—Я позабочусь об этом. Спасибо за твое участие. Мне, к сожалению надо спешить. Еще куча дел. Я только вернулся из монастыря, а на меня уже навалилось все сразу.
—Да, да…— говорит задумчиво Шелли.— Надеюсь она не будет держать на нас зла. Я смотрю ты ей уже выдал амулет.
—Как и любой послушнице. Теперь она — собственность инквизиции.
—Надеюсь, можно будет к ней наведаться, когда она поправится. Поговорить о духовном росте, так сказать. Кхм..
—Это уж как она сама пожелает. Сейчас ей не до этого, сам видишь.
—Ты, конечно, совершенно бессердечный,— восхищенно говорит Шелли.— Я бы не смог пытать такого ангелочка.
В ответ на это Блэйк только морщится.
—Я служу инквизиции и делаю все, что должно.
—Да… Как и мы все.
Когда Шелли остается позади и мы продолжаем двигаться вдвоем, Блэйк шепотом говорит мне:
—Сразу прибежал. Сейчас он уже спешит к епископу, чтобы доложить о том, что я исполнил приказ, как положено.
—Он ничего не делал, Клем,— говорю я, выныривая из воспоминаний.
—А почему тогда твои руки перевязаны? Скажи, он пытал тебя? Если он тебя пытал, я его об стенку размажу.
Я разматываю бинты и показываю Клем свои пальцы, они совершенно невредимы.
Я пытаюсь отмахнуться от ее расспросов но она наседает на меня так активно, что я просто сдаюсь.
—Он вел себя странно,— говорю я наконец.— Как будто….
—Как будто что?
—Как будто ему стало жалко меня.
—Инквизитору, жалко тебя?
КЛем удивленно распахивает свои огромные голубые глаза и недоуменно качает головой, словно одна мысль о том, что в этом человеке может проснуться жалость, кажется ей совершенно невероятной.
—Да, именно так. Он заставил меня кричать. Но не причинил мне боли. Он сказал, что они услышат. Сказал, что они должны удостовериться, что он действительно пытал меня.
—Я не понимаю, у тебя такой вид, будто тебя часами пытали…
—Он дал мне кое что, от этого такой эффект. Я сама испугалась, когда увидела себя в зеркало. Через пару дней эффект пройдет.
—Вот дела… Так получается, этот хлыщ теперь на нашей стороне, или что?
—Я не знаю.
Я сажусь на кровати, пытаясь осознать то, что только что со мной произошло.
Я помню, как кричала во весь голос, послушно вспоминая всю боль, которая обрушилась на меня за все то время, с тех пор, как я покинула дом той страшной ночью.
Он пальцем меня не тронул. Лишь смотрел на меня пристально, не отводя глаз и слушал мой крик. Я видела, что моя боль откликается в его глазах, видела, что он сострадает, словно чувствует отчасти то, что чувствую я. И это, пожалуй, самая удивительная часть из всего.
