—Папа, с кем ты говоришь?— слышу голосок Лили. Она стоит у входа в мои покои, нерешаясь войти.
—Дочка, иди сюда,— говорю я, улыбаясь ей, и стараюсь отбросить от себя все темные мысли, что владеют моим сознанием в эту минуту. Отбросить мысли о кровоеде, мысли о моей ярости, а самое главное — мысли об Элис.
Она улыбается мне в ответ, явно приободренная моей улыбкой. Детей так легко порадовать. Достаточно лишь обратить на них внимание.
Стараюсь не видеть в ее лице, черты Элис. Хотя это сложно. То, что раньше мне было приятно при взгляде на дочь, теперь вызывает во мне чувство тревоги… И что-то еще… Что-то новое, чего я еще не испытывал.
Я сажаю ее себе на колени.
—Ну что, дочь, расскажи мне, что ты сегодня делала?
—Няня водила меня на пруд, там сейчас лебеди. Они такие красивые, у них белые перья и красные клювы. И еще я видела большого жука. Няня сказала, что это огненный короед и что его лучше не трогать.
—И что ты сделала?
—Я сказала, что не боюсь, потому что во мне кровь дракона.
—Верно,— говорю я и втягиваю носом воздух.— Ты не чувствуешь запах?
—Какой запах, папа? Запах духов?
—Не важно…
Она играет цепью со знаком рода на моей шее, перебирая ее в своих крошечных пальчиках. Прошло совсем немного времени и она, наверное, уже перестала тосковать по матери. Дети быстро все забывают. Не пройдет и года, как она уже не вспомнит ее лицо, а через пять лет, воспоминания об Элис совсем сотрутся из ее памяти.
Но не из моей.
—У меня тоже есть цепочка,— говорит Лили и показывает мне маленькую цепь на шее.
—Очень красиво,— говорю я рассеянно, чувствуя, что мысли мои блуждают.
—Это мама мне подарила. Я буду хранить ее, пока не умру,— говорит она, и прижимает цепочку ладошкой.
—Ты не умрешь, Лили. Ты будешь жить очень долго, ведь в тебе кровь дракона.
—Но ведь мой братик умер…— говорит Лили и я вижу, как на ее глазках наворачиваются слезы.— И мама тоже…
—Элис не была драконом, а твой брат не успел родиться,— говорю я, чувствуя, что начинаю задыхаться. Как будто что-то душит меня.
—Я очень люблю мамочку,— говорит Лили, вытирая ладошкой слезы.— Она ведь теперь на небе?
—На небе,— говорю я.— Конечно на небе, где же ей еще быть.
Куда отправил ее Даррен? Надо узнать у него. Но зачем? Сделанного уже не воротишь, Она мертва для всех. Пусть она будет мертва и для меня. Я уже убил ее в своем сердце один раз. Теперь придется сделать это снова.
—А братик?
—Что братик?
—Он тоже на небе?
Я снимаю дочь со своих колен и хмурюсь, пытаясь отогнать мрачные мысли.
—На небе, на небе.
Не братик, а сестра, и не на небе, а в сыром подземелье, питается молоком чужой девки. А ведь ей даже не успели дать имя.
—Иди поиграй,— говорю я дочери, и решаю вымыться еще раз, чтобы, наконец, отмыть от себя этот запах.— У меня еще есть дела.
Стоит мне глянуть на расстроенное лицо дочери, перед глазами встает образ Элис. Золотые волосы, любимые черты лица, ее слезы.
Она отворачивается и медленно выходит, и идет по коридору, едва слышно ступая. В отзвуках легких шагов дочери мне слышится голос жены:
—Позволь мне хотя бы попрощаться с ней.
23
Элис
Мне кажется, что я забылась не больше, чем на пять минут. И вот уже кто-то трясет меня за плечо. Я с сожалением открываю глаза, не желая прощаться с чудесным сном, что снился мне. Словно прекрасный день из прошлого снова воскрес в моей памяти.
Там была Лили, там был любящий меня Ивар, там было тепло и солнечно, как этим летом, когда жизнь казалась бесконечной, и такой же бесконечно счастливой.
—Просыпайся, пора идти,— слышу я безразличный голос, окончательно выдергивающий меня из теплых объятий сна.
—Куда?— спрашиваю я, бросая взгляд в окошко, там уже вечереет и небо кажется темно-свинцовым. Накрапывает мелкий дождь, кажется. Содрагаюсь всем телом при одной только мысли, что сейчас придется вставать и куда-то идти.
—Время пришло,— мягкий безжизненный голос Сандры звучит для меня тревожно. Она явно переживает, но не может выразить этого.
—Какое время?
—То самое.
Я встаю и кутаюсь в свою изодранную робу, пытаясь прикрыть место, где она была изрезана ножом. Но сквозняк, задувающий в щели, все равно заставляет меня дрожать всем телом.
—Холодно,— говорю я зачем-то, прекрасно зная, что Сандра никак не отреагирует.
—Это тебе не пригодится сегодня, можешь вовсе снять ее,— говорит она.
Я мотаю головой, чувствуя, что к горлу подступает тошнота от страха. Дрожь бьет все мое тело от осознания того, что сейчас должно случится что-то страшное. Что-то необратимое, и со мной и со всеми остальными, кто прибыл сюда.
—Что сейчас будет?
—Ты все увидишь.
—Ты можешь дать мне какой-то совет, как пережить то, что будет?
Она какое-то мгновение молчит, но после, решительно качает головой.
—Это только твое, только ты решаешь, что будет. Ты и море.
Она ведет меня, босую, по холодному коридору. Ноги при каждом шаге сковывает ледяная хватка.
Остальных девушек ведут так же, как меня, держа за плечо, чтобы не убежали. По обеим сторонам от коридора стоят сестры с зажженными свечами. Они смотрят на тусклые огоньки в своих руках, но я знаю, что если я попробую вырваться и убежать, они тут же схватят меня, поэтому даже не рискую.
Встречаюсь глазами с КЛем, которую ведут чуть позади меня. Лицо у нее сосредоточенное и злое. Она дергается и пытается вырваться, но ее держит сама мать Плантина своей огромной ручищей.
—Будешь дергаться,— рычит она в лицо КЛем,— я разобью твою голову о камни, и на этом твой жизненный путь будет завершен.
Мать плантина переводит взгляд на меня и ухмыляется.
—Чтоб ты сдохла,— бросает Клем и плюет ей под ноги, едва не задевая ее необычное облачение, кажется праздничное. Темная ткань расшита блестящими красными и синими нитями, образующими волнообразный узор. Точно такие же наряды у всех остальных сестер, включая Сандру, не считая того, что у матери Плантины одежда черная, а у них темно-серая.
Мать Плантина размахивается, и крепко держа одной рукой КЛем, другой бьет ее тыльной стороной ладони по щеке, оставляя красный след.
Я непроизвольно дергаюсь, не в силах смотреть на это.
—Не трогай ее!— вскрикиваю я и пытаюсь кинуться на Плантину. Но две сестры из тех, что держали свечи, вдруг подходят ко мне и хватают за руки с двух сторон, оттесняя Сандру.
