—Потому что это слишком просто. Тебя ждет кое-что намного ужаснее. Так что лучше прыгай сама, пока есть шанс.
Она отпускает меня и брезгливо отряхивает руки.
—Пошла отсюда,— бросает она. И в какое-то мгновение я всерьез думаю о том, чтобы попытаться сбросить ее вниз.
Но лишь прохожу мимо, обходя ее по самому краю над пропастью. Она могла бы протянуть руку и сделать легкое движение.
Маленькое переломанное тело покойной супруги Ивара Стормса быстро бы слизали волны, забирая в безразмерное брюхо морской пучины. Никто не стал бы плакать. Никто бы не вспомнил. Для всех я уже мертва. Для всех, разве что, кроме Клементины, с которой мне так и не дали повидаться, с утра до ночи занимая нас бесконечной работой.
Сердце замирает на мгновение, когда я делаю шаг, но Плантина стоит на месте и не собирается ничего делать.
Едва я прохожу мимо нее, я почти перехожу на бег и стрелой влетаю в коридор. Прямо, потом налево, в купальню, где стоят бочки с едва теплой соленой водой из моря.
Снимаю с себя всю одежду и как могу, смываю с себя запах рыбы, въевшийся, кажется, в самую мою душу. Мыться долго нельзя, иначе можно простудиться, а быстро отмыться холодной водой невозможно. В итоге, такое мытье — это сплошное мучение. Наградой за которое служат стучащие от холода зубы до самой ночи.
Выхожу в коридор и иду быстрым шагом, чтобы хоть так согреться.
—Я не должна опускать руки,— шепчу я еле слышно, стуча зубами.— Я должна выбраться отсюда, я должна добраться до дома матери. Нельзя сдаваться, что бы ни было. Нужно быть сильной, ради моих дочерей. Я вернусь, и он заплатит за все. Я вернусь и заберу их.
Не глядя поворачиваю налево, туда, где среди множества дверей, дверь ведущая в мою келью, где я могу хотя бы на несколько минут расслабиться. Прохожу мимо кабинета настоятельницы, стараясь сделать это как можно незаметнее и бросаю мимолетный взгляд в помещение. Дверь открыта и я вижу что за столом ее нет. Выдыхаю с облегчением. И тут же чувствую, как меня хватают чьи-то сильные руки.
—Смотреть нужно куда идешь, девочка,— слышу я низкий бархатный голос и в ужасе поворачиваю голову.
И встречаюсь взглядом с незнакомым мужчиной. Жестокие и хищные черты лица. Его борода аккуратно уложена, волосы забраны в хвост, Насмешливый взгляд словно пронизывает меня насквозь, заставляя замереть, как маленького зверька.
На его широкой груди, облаченной в бордовую мантию, расшит серебром, платиной и золотом знак в виде трех падающих капель. Капля крови, капля слез и капля пота. Я знаю этот знак, потому что мне доводилось встречать такой знак в книгах.
Знак инквизиции.
19
Ивар
Я рычу еще громче и выпускаю шею кровоеда из своей хватки.
—Хочешь кровь дракона?— кричу я ему в лицо, не отрывая взгляда от его красных, налитых кровью глаз. Я едва не задушил его сейчас, но в его взгляде нет страха, лишь только жажда.
—Да!— говорит он.— Я хочу кровь дракона. Она сильная, она лечит. Кровь дракона дает огонь и ярость. Дай мне ее, дай! Я все расскажу тебе, я все скажу. Я долго жил, я много знаю, я могу сказать все, что захочешь. Чистую правду, чистую, как кровь.
Он бормочет и бормочет не затыкаясь, сводя меня с ума этим монотонным бормотанием. Его голос возносится вверх, как будто он впадает в какой-то экстаз от собственных завываний. И мне становится не по себе.
Проклятый мерзавец, мерзкая тварь.
Это невозможно. Сейчас, сейчас все решится. Он скажет правду и я буду жить дальше, буду жить дальше так, как и планировал. Никаких сожалений, только правда.
В голове вспыхивает образ Элис. Ее слезы, в тот момент, когда она просила меня хотя бы попрощаться с Лили. А я не дал ей этого сделать. Я был уверен.
Я уверен и теперь.
Стараюсь взять себя в руки, делаю глубокий вдох и разжигаю внутри силу дракона, чтобы успокоить сердце, успокоить безумно гудящую голову.
—Что ты смотришь на меня, Даррен?— спрашиваю я его, чувствуя, что он во всем виноват. Если бы не он, я бы переломил хребет этому подлому существу, что зовется кровоедом, и сейчас все было бы хорошо. Все было бы так, как я хочу.
—Простите, князь, я лишь хотел быть полезным.
—Полезным? Какая от тебя польза? Из за тебя мне придется поить кровью это подлое существо. Этого ты хотел?
—Мои желания не имеют значения, князь. Важно лишь то, чего хотите вы. Если прикажете убрать кровоеда, я сделаю это.
—Оставь,— говорю я раздраженно.
Я должен знать. Я затеял все это, чтобы точно узнать, убедиться в том, в чем я был уверен, чтобы раздавить моего друга Ридли… А теперь оказывается, что Ридли тут не при чем. Оказывается, что он именно такой славный малый, каким кажется.
Кто же тогда я?
Я обманутый человек. Нет сомнений, что она изменила мне. Нет ни малейших сомнений. Сейчас все подтвердиться и я буду спать спокойно.
—Даррен, дай мне нож,— говорю я и вытягиваю руку не сводя глаз с пристально глядящего на меня кровоеда.
Он улыбается, предвкушая то, что сейчас будет и облизывает свои губы.
Даррен вкладывает мне в ладонь холодный клинок.
Я сосредотачиваю всю силу на своей ладони, приказывая силе ослабить сопротивление. Проткнуть кожу дракона практически невозможно, за исключением тех случаев, когда он при смерти, или тех случаев, когда он сам этого искренне желает.
Я закрываю глаза и втыкаю нож в ладонь, выдавливая на стол рядом с кровоедом несколько красных капель, светящихся внутренним светом.
Интересно.
Я впервые вижу собственную кровь. И редко кому из смертных доводилось ее видеть. Капельки начинают гореть красным пламенем, но не испаряются, продолжая лежать на столе, словно сгустки жидкой стали.
—Чего же ты ждешь?— спрашиваю я кровоеда, чувствуя, как сила тут же заживляет рану на руке, вопреки моему желанию.— Или тебе нужно особенное приглашение? Или ты солгал, что можешь испить крови дракона?
—Кровоеды не лгут,— шепчет он, и слизывает черным языком горящие капли, не сводя взгляда с моих глаз.
Он тут же зажмуривается, кривит свою мерзкую рожу и начинает кашлять и извиваться, словно только что проглотил концентрированную кислоту. Его зеленоватая кожа становится серой, а затем постепенно краснеет. Спустя мгновение он раскрывает глаза и я вижу в них огонь, схожий с огнем дракона.
—Дааа!!— кричит он,— Огонь! Вечный огонь дракона во мне!
Он изо всех сил бьется своей сморщенной башкой ооб стол несколько раз подряд и трясется всем телом, словно от падучей.
После этого он замирает и кожа его из темно красной, становится почти черной.
—Какого пекла?— спрашиваю я Даррена.— Он что сдох?
