— Я хочу узнать за что её так ненавидят бротты, — отвечай Мустафа-хан, помолчал немного и добавил, — мне донесли, что император русов наградил её большим орденом, и она личная подруга императрицы.
— Да, — говорил Ибрагим-бек, — я тоже слышал, что это она остановила войну между русами и Ханиданом, а про императрицу, говорили, что раньше она всё время показывала только одну часть лица, а теперь можно увидеть и вторую и это тоже благодаря этой женщине.
— Ханиданцы называют её ашу-врач*, — задумчиво произнёс Мустафа-хан, — поэтому мне интересно не только на неё посмотреть, но и поговорить с ней
(*Ашу-врач (перс.): слово «ашу» в значении «чистый», соответствует слову «гигиена», то есть, поддерживая чистоту и гигиену, врачи лечили больных и предотвращали появление болезней)
— Ты поэтому поселил её в своём гареме? — рассмеялся Ибрагим-бек, — там твои жёны и наложницы могут устроить ей «тёплый приём»
— Я поручил её Равшане, — ответил Мустафа, — она присмотрит
Равшана-ханум больше не стала испытывать судьбу и пока никто не заметил, что она подслушала разговор хана со своим братом, тихо выглянула из ниши, убедилась, что рядом никого нет и её никто не видит, и быстро пошла обратно в гарем.
Если её гостья та, о ком она думает, то это подарок судьбы для неё, для Равшаны. Но прежде, чем пойти, проведать гостью, она зашла к себе в комнаты, отослала служанку и подошла к зеркалу. Перед зеркалом она отстегнула шёлковый платок, прикрывающий её лицо и с отвращением посмотрела на серые пигментные пятна, испортившие ещё нежную кожу.
* * *
Москов. Столица Стоглавой империи. Кремль
Виленский разбирал корреспонденцию, как вдруг дверь распахнулась и вошёл курьер военной службы. Его попытался обогнать его секретарь, на ходу пытаясь объяснить:
— Сергей Михайлович, простите, это к вам срочно, донесение с Кавказа
Виленский даже подскочил: — с Кавказа?
Офицер, в руках которого было несколько конвертов, вытянулся и доложил:
— Адресовано главе Государственного Совета лично в руки
— Давай, — практически вырвал письма из рук курьера Виленский.
Ни одного письма от Ирэн не было. Зато были письма от Морозова и от Цициани
Барон Виленский вскрыл письмо от Морозова. Прочитал, кулак его непроизвольно сжался, сжимая ни в чём не повинный конверт.
Второе письмо от генерала Цициани, Виленский прочитал, выдыхая через сжатые зубы. Это было не официальное письмо. Официальное своему руководству Цициани отправил отдельно. Это было письмо друга, который восхищался и сочувствовал.
Цициани писал, что он запросил у своего руководства поддержки, ему нужны дополнительные штыки. Просил Виленского помочь преодолеть бюрократические препоны.
Через пять минут после получения писем барон Виленский созвал экстренное заседание Государственного совета, сам же пошёл к императору.
У императора уже был Шувалов и жали они графа Паскевича Ивана Фёдоровича, разжалованного из главнокомандующих, но так и не передавшего свои полномочия и князя Горчакова Алексея Ивановича, нынешнего военного министра.
— Сергей, а мы за тобой только послали, — удивился император
— А он, наверное, тоже письма получил, — глухо проворчал Шувалов, явно недовольный тем, что информация стекается не только к нему.
Император, увидев, что Виленский крайне напряжён попытался пошутить:
— Снова супруга твоя бывшая в центре конфликта, да ещё и в регионе, где всегда было достаточно одной только искры.
Но Виленскому явно было не до шуток, зато он ухватился за прозвучавшее от императора:
— Ваше Величество, Алекс, я хочу сам возглавить посольство в Ширванское ханство
Император явно не ожидал, что Виленский вот так вот сразу заявит о том, что у всех крутилось на языке. Все понимали, что надо договариваться. Надо дать время флоту и армии дойти до границ Ширванского ханства, но пока там всего пять тысяч штыков, нельзя начинать военные действия.
И Виленский подходил для роли посла как никто. Во-первых, он был гражданский, во-вторых, не имел ничего общего с престолонаследием, в-третьих, великолепно знал язык и культуру и был лично заинтересован,, а с точки зрения ширванцев, это можно было использовать.
На этот раз отказать Виленскому император не мог. Он понимал, что барон больше не станет ждать, что он готов пренебречь и службой, и дружбой.
Император не стал больше испытывать на прочность преданность Виленского и, скрепя сердце дал своё разрешение на то, чтобы он возглавил посольство.
Как раз подтянулись военные министры и началось обсуждение вопросов, касающихся военных действий.
К концу совещания вызвали посла Ханидана.
Домой Виленский добрался только под утро. Он снова не успел доехать до сына. Сел и, несмотря на то, что до отъезда оставалось всего пара часов, написал ему письмо, где без подробностей рассказал, что поедет в Горное княжество, что надо помочь маме, и обязательно скоро они вернутся вместе.
Вызвал законника с забавным именем Поликарп, который ему достался от Ирэн. Вот что ему нравилось в этом парне, он всегда понимал, когда есть срочность и никогда не задавал лишних вопросов. Умеет же Ирэн находить таких людей.
Законнику было поручено составить завещание, потому что последнее посольство, которое было в Ширванском ханстве, вернулось на родину по частям. Мустафа-хан, а вернее его брат Ибрагим-бек, отрезал голову послу и отправил посольство обратно. Так что барон Виленский был готов ко всему.
Уже сидя в карете, увозящей его из столицы, он уснул, и снилось барону, что они едут в открытой коляске вместе с Ирэн и детьми, а детей почему не двое, а трое и третьего совсем маленького Ирэн держит на руках.
Глава 32
Баку. Столица Ширванского ханства
Сначала в комнату занесли ковёр, его раскатали и положили сверху уже лежащего на полу ковра, потом на нём начали расставлять блюда.
Ирэн, одетая как шинварка, в шаровары, лёгкое платье с большими разрезами по бокам и накинутом сверху шёлковом «кардигане», так и сидела на подоконнике возле окна и спокойно наблюдала за происходящим действием, гадала, кто появится, Равшана-ханум или другое действующее лицо?
Спустя какое-то время всё-таки вошла Равшана. Один поворот головы и служанки выскочили наружу.
На лице у Равшаны всё ещё был шёлковый платок. Ирэн подумала, что есть какая-то причина, раз даже в гареме женщина не снимает его с лица.
— Поешь, — коротко сказала Равшана-ханум, и первая устроилась на ковре, усевшись на колени.
Ирэн вспомнила, что у восточных народов разделить пищу означало многое, в том числе то, что ты не замышляешь ничего дурного и не являешься врагом хозяину дома.
