– За что?!
– Где ты их взял? На кладбище?!
– На каком кладбище?
– На местном в пяти километрах отсюда!
– Ну, если бы знал, что здесь есть кладбище, то, конечно, сэкономил и не покупал бы. Да шучу я. Не брал я их с могилы.
– А где ты их взял? Из мусорки какой-нибудь?
– Да за кого ты меня принимаешь?! Я их купил.
– Да неужели?! Тогда почему они выглядят так, будто ты достал их из мусорки?
– Да купил я их. Купил!
– Тогда почему они такие словно из одного места?
– А я откуда знаю? У меня чек есть, показать историю?
– Показывай.
Толком не успеваю достать мобильник, как Эля выхватывает его из моих рук.
– Все, не надо. Иди.
– Куда? В жопу или домой? Не собираюсь ни в одно из этих мест.
– Не ори. Иди. Только под ноги смотри, пьянь.
Не сразу понимаю, что Эля подталкивает меня к воротам.
– Я не готов расстаться с еще одной девственностью.
– Что ты несешь?
– Правду. Я не готов знакомиться с твоими родителями подшофе.
– Ты хотел сказать в дупель пьяный? Я не настолько сумасшедшая, чтобы знакомить тебя с родителями.
– Да? Как-то даже обидно.
– Под ноги смотри, обиженка. Их нет дома. Уложу тебя спать на пол в подвале, чтобы не буянил.
– Ну, если ты рядом ляжешь, то согласен.
– Мечтай. Держись. Положи на меня руку. Тебя ведет.
– Я вообще-то нормально иду, мне не нужна поддержка.
Все же не мой день. Стоило мне только произнести эту фразу, как меня лихо качнуло в сторону. И ладно бы просто качнуло. Я не могу выстоять и как солдатик падаю прямиком в куст. Что-то хрустнуло, но, кажется, это не мое тело. Только почему так больно?
– Ну у вас и дорожка кривая. Столько денег и не смогли ровную положить.
– Сережа, блин! – вскрикивает Эля, пытаясь меня поднять. Забавно. Пионы при этом удерживает в одной руке и не отпускает, несмотря на то, что вид у них и вправду помоечный.
– Я в порядке. Почти.
– Ты сломал мамины розы!
– Ах вот, что так колит. Все-таки судьба – встретиться мне с шипами. Ты бы лучше за меня так переживала, а не за цветы.
– Я за тебя и переживаю. За розы мама даже мне накостыляет. Что уж про какого-то пьяного мужика говорить, встреть она тебя здесь завтра.
– Ой, я тогда пошел домой.
– Ты хотел сказать, доползешь?! – ну вот и настал час пионам примкнуть к тротуарной плитке, ибо поднять меня одной рукой Эле не под силу. А впрочем и двумя тоже.
Как так получается? Еще полчаса назад я был под градусом, но соображал. В том числе и контролировал свое тело. Сейчас же конкретно ведет.
– Я нормальный был. Это, наверное, свежий воздух разморил, – полностью подняться я не успеваю. На меня, точнее на нас, начинает литься вода. – Что за херня?
– Автоматическая поливка газона.
– Очень вовремя.
– Тебе в самый раз. Поднимайся, блин. Какой ты тяжелый.
Не с первой попытки, но мне все же удается подняться при помощи Эли.
– Цветы подними. Надо их в воду поставить, а то жалко.
– Я потом подниму. Давай, обопрись на меня.
Кое-как мы доходим до дома. И как только мы входим внутрь и Эля нажимает на кнопку, до меня доходит.
– Лифт. Серьезно? А чего самим уже не дойти.
– У нас бабушка болела. Почти не ходила, но, как оказалось, симулировала. А у нее боязнь замкнутых пространств и лифтов в частности. И когда она к нам переехала, чтобы мы за ней ухаживали, папа специально сделал лифт и поселил ее на втором этаже.
То ли у меня совсем башка не работает, то ли здесь и вправду потерялась логика.
– Не понял. И в чем смысл?
– Ну как в чем? Она его теща. Которая не очень любимая. Прям сильно нелюбимая. Он это специально, чтобы сделать ей неприятно, и она поскорее свалила из нашего дома. Плюс ему было приятно, что ей неприятно и она находится наверху и не может достать ни маму, ни папу. А только по расписанию. Очень быстро типа выздоровела. А лифт…ну красивый же.
– Красивый, – киваю как болванчик, смотря на то, как Эля открывает дверь. – Надо подсказать.
– Что?
– Эту идею моему отцу. Пусть тоже сделает лифт и заставит чем-нибудь первый этаж. Моя бабка тоже не любит лифт и замкнутые пространства. А ошивается она у них часто. Надо сделать приятное папе.
– Приятное папе – это сделать неприятное теще?
– А то.
Ну, точно крышу надо менять. Я лыблюсь от того, что Эля наконец-то сменила гнев на милость и улыбается.
– Раздевайся.
– А поговорить? Вот так сразу и в койку. Я не такой.
– Трезвым ты мне нравишься больше.
– Да неужели? Нравился бы, так не мотала мне нервы.
– Чья бы корова мычала. Давай снимай. Ты грязный.
Обвожу взглядом джинсы и понимаю, что я не только мокрый, но и грязный, в отличие от Эли. В любом другом случае я бы сказал, что она намеренно снимает с себя халат, чтобы меня подразнить. Но нет, он действительно намок.
Вместо того, чтобы снять с себя одежду, я пялюсь на то, как она копается в шкафу и достает очередной халат. Перевожу взгляд на джинсы и хватаюсь за ремень.
И, сука, доходит до смешного, ибо я не могу его расстегнуть. Ну просто мечта поэта, чтобы Эля стаскивала с меня одежду.
– Смешно тебе? А мне вот нет. Никогда не думала, что такой как ты может так сделать. Мало того, что мог кому-то навредить, так еще и себя угробить, – секунда и я получаю тычок в плечо, из-за чего не удерживаюсь и падаю на кровать. – Скотина, – тихо бросает Эля, а меня от этой «скотины» распирает от смеха. Волнуется, зараза. Приятно, черт возьми.
Вот только за своими раздумьями не замечаю, что Эля куда-то ушла. Приподнимаюсь с кровати и обвожу взглядом комнату. В подвал она меня приведет. Ну-ну.
Это даже не гостевая спальня, а совершенно точно ее. Примерно такой я и представлял ее комнату – слащаво девчачье пространство. Хорошо хоть не все в розовых тонах, а вполне грамотно сочетается с белым.
