– Понятия не имею. Эль, мне и без твоих нравоучений тошно. Но, если тебе так интересно, я не буду ставить слияние наших компаний выше, чем всю нашу совместную жизнь, – самое фиговое, что я его понимаю. Ему ведь правда плохо. И верю ему, но…
– Мама тебя не простит, если узнает. Я бы никогда не простила.
– Типичный максимализм в твоем возрасте.
– А что ты мне про возраст тычешь? Сам-то не был шибко умным, раз так получилось.
– Увы, меня некому был пнуть. Все, прекращай лить слезы.
– Оно само.
– Я надеюсь, ты не беременна? Рановато тебе.
– И ты туда же. Не беременна! У меня мозги есть, в отличие от некоторых, чтобы не рожать в таком возрасте.
– Хорошо бы у тебя были мозги и на все остальное.
– Обмен любезностями закончен?
– Не закончен. Подожди.
Я не сразу понимаю зачем папа подходит к столу. Но, когда он протягивает мне карту, до меня доходит.
– Я вообще-то работаю, не нужны мне твои деньги.
– Ты уже успела доказать свою самостоятельность, похвально. Но дурочку не включай. Увольняйся с этой работы, ночью люди должны спать, если у них нет нужды зарабатывать деньги.
– Так, может, и машину вернешь?
– Не верну. Извини. Это был просто повод ее забрать. Я даже был рад, что ты ее тюкнула.
– Не поняла.
– У тебя вроде руки из того места растут, но не с вождением.
– Я хорошо вожу!
– Примерно так же, как я пою. Я не верну тебе машину, это не обсуждается, Эля. Давай поступим по-другому. Не хочешь возвращаться домой, за тобой будет приезжать машина и отвозить куда хочешь. Договорились?
– Нет, – протягиваю ему карту. Смысл было начинать быть самостоятельной и вернуться на все готовое? Ну уж нет. – На водителя я согласна. Но только на три недели, пока я поживу у вас. Можно?
– Почему три?
– Потому что три на семь – это двадцать один.
– И?
– И говорят, что за это время у людей вырабатывается привычка или наоборот от чего-то отвыкает.
– Понятнее не стало.
– И не надо.
Вот уж ни подумала бы, что к вечеру смогу улыбаться. Сначала привычная для меня обстановка и забытые удовольствия, а затем звонок от Потапова. Трижды. И как вишенка на торте – вношу его в черный список. Несмотря на один из самых паршивых дней в моей жизни, засыпаю я на привычном месте почти сразу.
***
Сажусь в машину и, борясь с собой, все же открываю висящее с вечера сообщение в соцсети.
21:48
«А ты, я смотрю, совсем в детство впала?»
7:49
«И вам доброе утро, Сергей Александрович. Я из него не выходила»
Приятно ли мне, что он читает сообщение уже через секунду. Да, безусловно.
7:49
«Я жду тебя внизу»
7:50
«Если подождешь еще пару минут, гарантировано опоздаешь. Я не дома»
7:50
«Тебе не надоело разводить этот детсад? Я жду тебя пять минут, дальше уезжаю»
7:51
«Это походу ты из ясельной группы. Что вчера было непонятно из мною сказанного? Не пиши мне и не звони. Еще одно несоблюдение субординации и все узнают, что ты спал со студенткой. Все общение исключительно по работе и на «вы», Сергей Александрович. Исключительно в больнице»
Глава 35
Глава 35
Никогда не задумывался над тем, как дебютируют психические заболевания. Осознает ли человек сам, что с ним что-то не так или его накрывает только тогда, когда окружающие укажут на его больные замашки? Или он вообще ни хрена не соображает, но делает вид, что понимает, когда об этом талдычат все, кому не лень.
Благо, пока эти самые окружающие не дают мне усомниться в моей адекватности. Хорошо ли, что я сам осознаю, что с головой что-то не так? И да, и нет. Осознание проблемы, вроде как, часть ее решения. Но проблема в том, что разрешиться она не может. Хотя она как бы и разрешилась, но на такое хреновое разрешение ни моя здоровая, ни больная часть, категорически не согласны.
Но и прогибаться под хер пойми что рациональная часть меня тоже категорически против. Но она так же против, чтобы я занимался хрен пойми чем, как, например, сейчас.
Делаю очередную затяжку и выбрасываю окурок под ноги. Перевожу взгляд на часы: половина девятого. Нет, ну не мог я ее пропустить. Раньше восьми пятнадцати Эля не могла приехать. Тупо незачем. Хотя, зачем она появляется в отделении в половину девятого – тоже неясно. Чтобы переодеться и быть незамеченной Настей? Да ни хрена. В таком случае было бы проще одеваться сразу так, чтобы не привлекать к себе внимания.
Если бы я сам понимал, на черта я пытаюсь выследить на чем она приезжает, точнее кто ее подвозит. Допустим, это тот самый Вадим. Но что-то не сходится.
Если бы это была демонстрация для меня, тогда бы она не приезжала в такую рань, а самое главное – подъезжала бы к главному входу, чтобы это непременно было заметно для меня. Но она приезжает именно к заднему входу, что мне удалось заметить по чистой случайности. Но кто подвез и случайность ли это, а не системность, за одиннадцать дней так и не удалось узнать. Одиннадцать дней. Серьезно? В календаре еще отметь, долбоеб.
Когда ж меня так переклинило и главное за какие грехи. Я даже ни одного больного не отправил на тот свет, при том, что у каждого, даже лучшего врача имеется свое маленькое кладбище. Хотя, походу, скоро будет. Все не за горами, когда разумом правят слабости и желания.
– Доброе утро, Сергей Александрович, – перевожу взгляд на ставшую напротив меня старшую медсестру. Тебя мне еще здесь не хватало.
– Доброе.
– А вы что тут делаете?
– Воздухом дышу.
– Странный вы какой-то, Сергей Александрович.
– Да? И в чем это проявляется? – ну только пиздани что-нибудь даже в мыслях, и на тебе. Сюрприз. Оказывается, некоторые окружающие замечают твои странности.
– Ну как-то непривычно видеть вас сидящего на лавочке в такую рань в солнцезащитных очках, когда нет солнца. И это уже дважды.
– Я медитирую.
– Ясненько. Вас уже можно поздравить?
– С чем?
– Ну как с чем? С зимы наша терапия делится на два отделения. Вы же будете заведующим во второй терапии?
Да, определенно близится день, когда с такой «вовлеченностью» в работу, я просру, если не все, то многое.
– Понятия не имею. Но спасибо, что сообщили про отделения. Давно это известно?
