– Так уж и быть, подарю тебе цветочки, если будешь хорошо себя вести.
– Это значит молчать?
– Вот все же есть у нас взаимопонимание.
– Однозначно есть. Цветов не будет, потому что я не буду молчать. И ты об этом знаешь.
На мой комментарий Сережа ухмыляется. Не по злому, но все равно хочется ударить его ногой. И двинула бы в качестве последней отчаянной попытки отстоять что-то свое. Но в момент, когда я хочу это сделать, он скидывает мои босоножки. Занудный чистоплюй. На нем нет обуви. Когда успел снять?
Впрочем, эта мысль меня перестает беспокоить, когда он обхватывает мои коленки и разводит в стороны. Вклинивается между моих ног и, ухватив меня за талию, пододвигает к краю стола. И вот сейчас я четко понимаю, что завтра я девственницей не проснусь. За этот статус я не переживаю, а вот тот факт, что я не получила все, что хочу – огорчает. С другой стороны – то, что он бросил все и примчался ко мне, уже своего рода маленькая победа.
Осталось одержать победу во всей войне. И это будет трудно, потому что я превращаюсь в какое-то желе. Вот как сейчас. Сама не осознаю в какой момент я закрываю глаза и, втянув уже знакомый запах его парфюма, к моему облегчению без ноток табака, даю себя целовать.
Сейчас этот поцелуй не похож на предыдущие. Я бы сказала, он дразнит меня. А я поддаюсь на все сто. И позволяю его наглым рукам задрать мое платье почти до трусов.
Открываю глаза, когда ощущаю его дыхание на моей шее. Тело покрывается мурашками, стоило ему только провести губами по моей мочке.
– Я не шучу, – шепчет мне на ухо. – Чтобы больше не было этих дебильных игр с псевдоженихом, – ну не такой уж он и псевдо.
– Только после того, как об тебя перестанут тереться безвкусно одетые вонючки.
– Кстати, об одежде. Ты вконец охренела? Что за платье? – переводит взгляд на мою грудь. От, казалось бы, простых действий, у меня предательски торчат соски.
– Только не говори, что тебе не нравится. Ты чуть слюной не захлебнулся, когда меня в нем увидел.
– У тебя соски просвечиваются.
– Смотреть – можно, трогать – нельзя.
– Нельзя. Ни то, ни другое.
– Ну вот и не смотри, и не трогай, – парирую в ответ.
– Для особо одаренных: другим – нельзя. Мне – можно.
И все мои слова сплошное вранье. Как-то без комментариев со стороны Потапова понимаю, что он хочет стянуть с меня платье и оставить в одних трусах. И никакой непреступной крепости с моей стороны нет. Я сама помогаю его снять, неуклюже ерзая пятой точкой по столу.
Оставшись в одних трусах, я не спешу прикрываться руками. Может, потому что он уже видел мою грудь. Или потому что я более чем уверена – у меня красивая фигура. Он обводит взглядом мое тело, фиксирует его на груди. Да, мне однозначно нравится мини власть над ним.
– Неа, – перехватываю его руку, как только он хочет коснуться груди. Стягиваю в ответ с него футболку. Вот так определенно лучше. Тянусь к его ремню и, о чудо, у меня получается с первого раза расстегнуть его ремень.
– Надеюсь, ты стягиваешь его для того, чтобы я связал тебе им руки.
– Надейся, жди и верь, – усмехаюсь в ответ на то, как он укладывает меня спиной на стол.
В очередной раз его взгляд скользит по моему телу и снова задерживается на моей груди. В этот раз я не спешу его отталкивать, потому что мне хочется почувствовать его губы и руки на своем теле.
Сжав талию руками, он ведет ладонями вверх. Наклоняется ко мне и целует низ живота. Закрываю глаза, отдаваясь этим ощущениям. Никогда я так не радовалась от осознания, что меня хочет мужчина. Потому что было все равно. Сейчас же я как маленькая девочка готова верещать от того, что его от меня ведет. От меня, а не от какой-то бабы.
Он накрывает ладонями мою грудь и сжимает ее. Перекатывает между пальцев соски. На грани боли и удовольствия. Наклоняется и вбирает в рот сосок. Дразнит языком.
Низ живота стягивает почти болезненным незнакомым ощущением. Мне хочется, чтобы он потрогал меня между ног. Но просить об этом не решаюсь. Потому что стыдно от того, что мое белье пропиталось влагой. Понимаю, что это глупо, учитывая, что это физиология. Но…
– Скажи что-нибудь хорошее. Пожалуйста, – почему у меня такой странный голос? И что я вообще от него прошу, лежа полуголой на столе?
– У тебя охуенная грудь, – так себе комплимент, но почему-то становится смешно.
– Еще.
– Ты пиздец какая красивая. Даже с противными нелюбимыми мной веснушками, – резко открываю глаза и, опираясь на локти, приподнимаюсь, когда до меня доходит смысл сказанного.
– Скотина, я тебя…
– Еще раз услышу от тебя это слово, получишь ремня и скотч на рот в придачу. Поняла меня?
– Услышишь и не р…
Не дает мне договорить. Закрывает рот поцелуем. Протолкнув свой наглый язык в мой рот, принимается жестко меня целовать. Вот такой поцелуй более привычен. Стискиваю ладонями его плечи, когда он в очередной раз резко притягивает меня к краю стола и разводит ноги. Мгновение и он отодвигает полоску трусиков в сторону.
Прикосновение его пальцев к разгоряченной плоти вырывает из меня полустон. Он ласкает кончиком пальца клитор, распределяя по складкам влагу.
И, черт возьми, возможно, это эффект от чувств к этому гаду, но мне никогда не было так хорошо от собственной руки. Хочу сжать ноги, дабы унять почти болезненную пульсацию, но Потапов не дает мне это сделать, продолжая виртуозничать своими пальцами. Еще чуть-чуть, и я сама буду на них насаживаться как похотливая самка. Впрочем, сейчас уже плевать. Если и будет стыдно, то потом. Но уж точно не сейчас, когда я не могу сдерживать себя.
На очередной откровенной ласке, сжимаюсь вокруг его пальцев и утыкаюсь губами в его шею. Ну почему так хорошо-то?
Пытаюсь сфокусировать, поплывший после оргазма, взгляд на Сереже. И, несмотря на то, что это получается с трудом, я понимаю, что он хочет снять с себя штаны и сделать это на кухонном столе. Ну уж нет.
– Не здесь, – еле слышно произношу я. – Я хочу на кровати.
– Можно здесь, а потом на кровати.
– Я сказала, нет.
Никогда бы ни подумала, что после случившегося мой голос может быть таким уверенным и грозным. На удивление, Сережа со мной не спорит.
Подхватывает меня на руки и несет в сторону спальни. Укладывает на кровать и сам принимается стягивать с себя одежду. Назвать меня стеснительной барышней из девятнадцатого века нельзя, но тем не менее, к моим щекам приливает кровь, стоило мне только увидеть голого Потапова.
– Почему он такой толстый? – блин, я реально сказала это вслух?
– Я на него шубу накинул, чтобы не замерз.
– У Вениамина Петровича был…менее грозный, что ли.
