У него красивые руки, и я готова с ним переспать, если он попросит.
Вскоре мы оказываемся у дома, где он снимает комнату. То и дело шляются пьяные парочки, но ни одной машины.
—Отсюда недалеко до «Мокко»,— говорит он и улыбается. Я чувствую сердцебиение.
Он сообщает, что снимает под самой крышей и квадратные метры под мансардным окном не включены в оплату.
Мне нужно быстро принять решение: идти домой и писать или спать с поэтом.
С некоторыми обстоятельствами нельзя бороться иначе, чем раздеться.
У меня нет красивого нижнего белья, но ему все равно, он только хочет побыстрее меня раздеть.
Когда все закончилось, поэт ставит пластинку Шостаковича, а я осматриваюсь в комнате, где высокий человек поместится разве что посередине.
Размышляю, когда правильно уйти и когда остаться.
Поэт рассказывает, что он из Хверагерди и там живет его мама, что его отец во время войны был матросом на грузовом судне «Деттифосс», в него попала немецкая торпеда и оно затонуло.
—Когда отец погиб, мне было четыре года, а сестре два.
Я в ответ рассказываю ему, что временно живу у друга, пока тот в море.
—Он мне как брат.
Хочу еще добавить: мой лучший друг, но не говорю. У кровати книжный шкаф, три полки за стеклянной дверцей; не могу удержаться и пробегаю глазами по корешкам. Похож на книжный шкаф папы. «Сага о Ньяле», «Сага о Греттире» и «Сага о Стурлунгах», «Круг Земной» и «Младшая Эдда», «Бессонные ночи» Стефана Г., стихи Йонаса, Стейнгрима Торстейнссона, Ханнеса Хафстейна и других поэтов, романы Лакснесса, Гуннара Гуннарссона и Торберга, переводы «Потерянного рая» Милтона, «Голода» Гамсуна и «Одиссеи». Все книги в твердом переплете.
—Не хватает «Саги о людях из Лососьей Долины».
—Ну да, верно,— соглашается он после некоторого размышления.— Ты же с запада.
Он тянет ко мне руку.
Пойти домой и еще час пописать, пока не наступит время отправляться на работу? Или нет?
Когда я прихожу домой, у входной двери меня ждет кот.
Наклоняюсь и глажу его.
На тротуаре лежат останки птицы: клюв, крыло и два пера.
Мне нужно быть одной. Многими. Одной
Подруга растеряна и обеспокоена.
—Моя жизнь кончена, Гекла.
—Что случилось?
—Представляешь, делали с сестрами Лидура кровяную колбасу, пакет с кровью лопнул, и кровь попала на меня. Неожиданно я заплакала. Такой стыд. Золовки посмотрели на меня, и Хренн спросила, уж не жду ли я ребенка.
—А ты? Ты ждешь второго ребенка?
Она смотрит вниз.
—Ты наверняка думаешь, что я влипла. По-твоему, это не ужасно? По-моему, ужасно. Я очень счастлива. У меня нет аппетита. Я так ждала этой колбасы, но меня вырвало. Мы не планировали, но хорошо, что Торгерд будет с кем играть. Лидур счастлив. Он считает, что один ребенок еще не семья. Семья, по его словам, это как минимум три ребенка. Я уж не стала ему говорить, что, на мой взгляд, двух вполне достаточно.
Встаю и обнимаю подругу. Она тощая, как скелет, ребра можно пересчитать.
—Поздравляю.
Думаю: он растет в темноте.
—Я знала, что ты так отреагируешь. Думаешь, я влипла. Я боялась, что ты это скажешь.
Крепко обнимаю подругу.
—Все образуется.
—Живот еще почти незаметен. Затем он вырастет и придет время рожать. Торгерд была четыре кило. Я умру, Гекла. Я и не подозревала, что рожать так больно. Я рожала Торгерд двое суток и три недели не могла сидеть из-за швов.
—Все будет в порядке.
Она вытирает глаза.
—Меня назвали в честь льдины. Той весной, когда я родилась, в наш фьорд заплыла дрейфующая льдина. Папа еще захотел добавить во фьорд остров, вот и получилось Исэй
[21].
Некоторое время она молчит. Торгерд встала в своей кроватке с бортиком и тянет вверх руки, хочет, чтобы ее вынули. Я беру малышку на руки, ее нужно переодеть.
—Мне было так тесно дома, давили горы, хотелось уехать. Я влюбилась. Забеременела. Следующим летом я буду одна с двумя маленькими детьми в подвальной квартире. В двадцать два года.
Подруга падает на диван, но тут же встает и идет варить кофе. Я тем временем переодеваю ребенка.
—Прости меня, Гекла, я ничего не спрашиваю о тебе,— говорит она, вернувшись с кофейником.— Ты с кем-то познакомилась?
—На самом деле да.
Подруга само внимание.
—И кто он?
—Библиотекарь из городской библиотеки. Он тоже поэт.
—Как ты?
—Он не знает, что я пишу.
—Ты не сказала, что у тебя уже есть публикация?
—Она под псевдонимом.
На самом деле взять псевдоним мне предложила Исэй. Как у многих поэтов-мужчин. Что-нибудь возвышенное типа Гекла Высокая вершина.
—Нет,— со смехом отказалась я.
Подруга не сдавалась.
—Неужели нет никакой милой твоему сердцу долины, ручья или чего-нибудь в этом духе? Не хочешь ничего высокого — давай пройдемся по глубине. Как тебе Глубокое ущелье?
—Нет.
Теперь подруга говорит, что тогда шутила.
Она пристально смотрит мне в глаза.
—И не сообщила своему поэту, что пишешь роман?
—Нет.
—И что у тебя две законченные рукописи?
—Я еще не получила ответ от издателя.
—А чем же вы вместе занимаетесь?
—Спим.
Радуюсь, что она еще не спрашивает, чего мне больше хочется — сочинять или спать с мужчиной, что для меня важнее — кровать или печатная машинка «Ремингтон».
Но это ее следующий вопрос.
—Ты предпочитаешь иметь парня или писать книги?
Я задумываюсь. В мире моих грез это самое необходимое — бумага, чернильная ручка и мужское тело. После секса он вполне может спросить, не заправить ли мне ручку.
У подруги серьезный вид, она смотрит куда-то в сторону.
—Женщинам приходится выбирать, Гекла.
—Мне важно и то, и другое,— отвечаю я.— Нужно быть одной и не одной.
—Это значит, что ты одновременно и поэт, и обыкновенная.
—Мы недавно познакомились. Замуж я не собираюсь.
Подруга в смятении.
—Знаю, тебе моя жизнь кажется скучной, но я люблю Лидура. Я больше не только я, Гекла. Я — это мы. Я — это Лидур и Торгерд.
