Пленники? Нееет, территория за рекой была для поляков запретной, так что просветить о происходящем нас могли лишь гоблины. Которых в наличии не было.
Что в итоге? Два дня мы бродили по болоту, пытаясь отыскать долбанный Оплот! На нервах, взведенных до предела, шарахаясь от каждого звука, потея и пытаясь сохранить оружие и доспехи в рабочем состоянии. Нас грыз гнус и сомнения, замаявшийся Константин рассказывал, как накрутила себя сидящая у него в гостях моя жена, мрачная как тучка Пиата чуть всерьез не сцепилась с «чумным волком», требующим от неё результатов…
Всем нужен был отдых. Нормальный привал. Поспать, высушить исподнее, проветриться, смазать оружие. Зарядить стержни. Я скомандовал привал. Мы отлично окопались перед тем, как развести костры, егеря встали в дозор, из походных котелков потянуло запахом отличной жирной каши… а потом всё. Нет, не всё. Вкус этой нажористой каши я помнил прекрасно. Жрал как не в себя. Все жрали, даже Пиата и Азов. Уминали, пуча глаза, потому как те почти сразу же начали закрываться от усталости. Нам было плевать на те завидующие взгляды, которые на нас бросали егеря из дозоров, да на всё плевать. Слишком долго и упорно мы искали этот чертов Оплот, отдых был необходим. А вот добавка в каше, которая выморила три четверти народа…
— Не думаешь, что это могла быть игра отца твоего друга, м? — поинтересовался вставший со своего любимого трона лорд, — Всё-таки, запасы круп хранились именно на Ларинене.
— Нет, не думаю, — тут же мотнул головой я, — Константин Георгиевич могуч и влиятелен, но не настолько, чтобы выступить одновременно против Руси и Аксисов. Да и смысла не вижу.
— Смысл может быть в том призе, за которым гонятся правители стран… — задумчиво пробормотал Эмберхарт, — Но… ты жив, несмотря на то что провёл в коме почти неделю. А это говорит о другом.
— СКОЛЬКО⁈ — охренел я, вскакивая.
— Мы с тобой здесь находимся уже почти целую неделю, — пояснил двухметровый гигант, мрачно ухмыляясь, — Причем, под «мы с тобой», я имею то, что мы заперты в этой комнате.
— Ты не ощущаешь, что снаружи⁈
— Нет, — качнул головой Алистер, — Лишь тьму. Думаю, что сейчас всё зависит от тебя, Кейн. Если ты достаточно пришёл в себя, то попытайся отсюда вырваться. Что-то мне подсказывает, что у тебя должно получиться.
Легко сказать. Я поднялся на ноги и попытался оценить собственное состояние. Было оно приблизительно на пятерочку из десятки. Похмелье, не дать не взять. Но… что там лорд говорил насчет подсознания? Если у меня в нём что-то существует, то это можно воплотить здесь?
Мне нужен душ.
Это оказалось куда проще, чем я думал. Обрушившийся сверху поток ледяной воды вжухнул по моему покачивающемуся телу как благословение не самого доброго бога. Секунда, и вода сменяется на горячую, почти обжигающую. Затем обратно. Еще! Еще! Великолепно!
…отлично. Сушка? Зачем? Можно просто представить себя сухим. Не забыть высушить одежду? Прекрасно. Чашка кофе? Здорово. Сигарета? Лишнее!
— Как меня достали позывы к курению, ты бы знал, — вздохнул я, половиня огромный сосуд горячего сладкого кофе, — Вот зачем ты мне это оставил?
— Подозреваю, что любовь к табаку была единственной ниточкой, что не дала моему рассудку полностью распасться. Неоднократно, — выдохнул дым мрачный гигант, — Так что неудивительно, что тень этой привычки легла на все навыки, что я тебе передал. Давай поговорим об этом после? Нам нужно знать, где мы находимся и в каком ты состоянии.
— Да, сейчас приступлю. Только еще одно… — я сосредоточился.
— И как это понимать? — тут же спросил меня Алистер, чья одежда стала ярко-розовой, а поза… гм. Надо срочно назад. Такого моя психика не выдержит. Надо было придумать что-то менее экстравагантное!
— Фелиция, сучка, — процедил я, возвращая всё назад и чувствуя подступающую злость, — Она умолчала о том, что здесь, в этой комнате, я могу очень многое. В том числе и по отношению к даймону. Вот дрянь.
— Кейн. Я очень надеюсь, что ты воздержишься… в дальнейшем… — с тяжелым, очень тяжелым намеком проговорил лорд, явно болезненно воспринявший мой эксперимент.
— По отношению к тебе? Конечно! — оскалился я, — Но, если эта брюнетка вернется на своё рабочее место, я подвешу её на веревках и запихаю в каждое из её отверстий по большому работающему вибратору! Думаю, ей уже приелись софа и пирожные, а сердце давно требует перемен!!
Сука мелкая! Я с самого начала не хотел развивать отношения с двуличной паразиткой, притворявшейся восемнадцать лет моей подругой. Подругой Юджина Сильверхейма, простака и деревенщины. Чуял, что она собирается ехать на моем горбу со всем комфортом, при этом максимально обезопасив собственную жопу! И это — не подтверждение⁈ Тренировочный зал, комната отдыха, бассейн, да хотя бы комната для размышлений! В смысле не с белым другом, а с грифельными досками или вообще мониторами, на которых я мог бы раскладывать и анализировать информацию! Если мои возможности в этом пространстве настолько велики, то я придумал бы сотни способов его использовать! Но нет, брюнетка решила обезопасить свою задницу, понимая, что с такими возможностями я смогу проделать с ней что угодно!
Зло на говнистую и скрытную девицу, которую точно ждут в будущем темные времена, оказалось достаточным, чтобы я приступил к прорыву из заключения на максимальной планке боевого духа.
Ну… приступил. Да.
Каждая попытка проникнуть волей наружу, в собственное тело, напоминала бодание огромного упругого матраса, тщательно смазанного толстым слоем какого-то усыпляющего вещества. Мягкий удар… а затем тебя отбрасывает назад с повышающимися сонливостью и апатией, нежно шепчущими о том, что вернуться на софу будет правильно и кошерно. Второй удар? И только взгляд Эмберхарта останавливает от этого желанного возвращения. Но «матрас» поддавался.
Пришлось готовиться к каждому рывку. Ледяной душ, крепчайший кофе, мысли о дорогих сердцу людях, чьи шеи я бы с удовольствием пожал за всё хорошее, полное добра и понимания лицо Петра Третьего, воспоминания о несчастной и в конец упаханной моське Пиаты, которая сделала для экспедиции, точнее, для наших с Костей шкур, куда больше, чем кто-либо еще… в общем, у меня оказалась прекрасная коллекция способов разозлиться.
«Матрас» сдался. Пропустил меня сквозь себя, измазав при этом очередной порцией апатии и сонливости, но старательно взводивший себя до этого десятки раз я был уже чересчур злым, чтобы сдаться тьме. Я смело взглянул на неё… своими реальными глазами. Ну как смело? Еле продрал их, балансируя на грани потери сознания.
Смотреть в темноту было совершенно неинтересно, поэтому пришлось ощупывать всё вокруг руками, при этом пытаясь избавиться от липучего, кислого и горького куска какой-то смолы, напиханной мне в рот. Здоровенного такого, аж пальцами выковыривать пришлось. Дрянь куда-то улетела, а я, ощутив лютую жажду внутри и определенную тесноту снаружи, почувствовал также облегчение — дурман в голове начал ощутимо рассеиваться, от чего результаты ощупывания стали куда яснее.
