Я остановил такси возле вокзала и вышел, предварительно расплатившись кредиткой. Хорошо, что больше не нужно скрываться. Наверное, моим врагам подобная беспечность кажется идиотизмом, либо же они уже догадались, что я о них знаю. Думаю, второй вариант более вероятен. Что ж, сейчас игра идёт на опережение, и пока я, кажется, лидирую.
Я зашёл в здание вокзала — огромный вытянутый манеж со стеклянной крышей, на которую проецировались тысячи рекламных билбордов. Вдоль стен виднелись туалеты, салоны красоты, массажные кабинеты, банковские отделения, маленькие кафе и бары, различные сервисы, мастерские, продуктовые лавки, пункты страховых фирм и просто магазины всех мастей. По пути я заметил даже крошечную часовню, где можно помолиться и исповедаться — так сказать, на дорожку. Ну, или по прибытию.
Людей было полно. Японцы, китайцы, корейцы и таиландцы держались одной группой, чувствуя себя членами одного большого и сильного государства, Восточного Союза. Древние распри были забыты, и некогда разрозненные страны объединились, чтобы противостоять глобальному кризису, постигшему цивилизацию.
Я заметил также нескольких чернокожих, часть которых была одета в обычную одежду, а часть — в полосатые покрывала до пят и подобия тюрбанов. Это жители Африканских Штатов. Они держались отчуждённо и смотрели поверх голов, даже если из-за роста для этого приходилось задирать подбородок.
Продвигаться сквозь толпу пришлось, лавируя между телами. Из багажа у меня была только сумка, так что это оказалось довольно просто. Я протиснулся мимо процессии сикхов в тюрбанах винного цвета и с миниатюрными кинжалами за поясом. Каждый из них нёс парусиновую сумку, некоторые были с логотипом известной строительной компании — должно быть, они прибыли на конференцию, или их наняли для очередного архитектурного проекта.
Мне наверняка дадут сесть в поезд, а вот там я вполне могу с кем-нибудь встретиться. Сейчас же беспокоиться было не о чем. Мои враги будут ждать моей встречи с Дивовым, так что в вагоне я окажусь под колпаком. И наверняка военные не ограничатся лишь наблюдением при помощи приборов — непременно кого-нибудь подошлют. Что ж, надеюсь, он будет аккуратнее, чем Холодов. Я невольно улыбнулся: безусловно, будет!
На платформе народ толпился возле дверей посадочных контейнеров. Я нашёл на билете номер своего и начал к нему проталкиваться, бормоча под нос извинения. Через пять минут мне удалось занять очередь. Громада аквапоезда виднелась метрах в ста впереди, на водной глади залива. Это был белоснежный удав, сверкающий сталью и стеклом, пестрящий рекламными надписями и голографическими картинками. Издали он походил на обычный поезд, но на самом деле был раз в десять больше. Не только в длину, но и в сечении вагонов, ведь в них будут вставляться посадочные контейнеры, каждый из которых размеров с автобус.
Несмотря на огромное количество пассажиров, очередь двигалась довольно быстро. Не прошло и четверти часа, как я вставил билет в прорезь автомата, двери открылись, и я занял место в так называемой «ячейке». Это кресло с ремнями безопасности. В контейнере таких было много, и они постепенно заполнялись людьми.
Минут через пять двери закрылись, а контейнер подцепился специальным краном. Я почувствовал толчок и подъём. Нас перенесли на залив, где вставили в один из вагонов. Я испытывал чувство дискомфорта: всё моя чёртова боязнь высоты. Кажется, её истоки тоже кроются в войне. В тех вертушках, с которых мы сбрасывали напалм — мерзкое зелёное пламя, выжигающее землю на два метра вглубь — и расстреливали болгарских партизан. Наш пилот, Макс Романов, любил включать музыку — какую-нибудь из рапсодий Листа. Говорил, это помогает помнить, что внизу не просто мишени, а живые люди. Тогда мне казалось, что лучше бы мы об этом забывали.
Раздался скрежет, я ощутил толчок, и контейнер замер: нас погрузили. Словно обойму вставили в пистолет. Я — пуля, и, если повезёт, кое-кто в этом убедится на собственной шкуре.
Расстегнув страховочные ремни, я встал. Нужно найти своё купе. Пока остальные пассажиры доставали багаж, я подхватил свою сумку, прошёл между креслами и оказался в жилом отсеке вагона. Справа и слева были двери с номерами. Я двинулся по коридору, глядя на цифры и перебирая в памяти лица людей, которые оказались моими соседями. Кто-то из них наверняка агент, приставленный следить за мной. Мужчина, женщина — им может оказаться, кто угодно. Единственное ограничение — возраст. Я был уверен, что он будет не младше двадцати и не старше пятидесяти. И то, если брать по максимуму. Скорее уж — от тридцати до сорока. Достаточно опытный, быстрый и сильный. Я ведь не мальчик с улицы, а истребитель Одержимых, причём, лучший.
Наконец, я нашёл своё купе и открыл дверь при помощи билета — он действовал как ключ-карта. Сев на бордовый диван, обтянутый пористой синтетикой, я откинулся на мягкую спинку, не забыв запереться.
Оставалось только дождаться отхода поезда. Он повезёт меня через океан подобно мифическому Левиафану. Наверное, я должен был чувствовать благоговение вроде того, что наверняка испытывал Иона, но мне хотелось только одного: отдохнуть, пока на меня не свалились военные. Я улёгся на диван, закинув руки за голову. Посадка закончится минут через пятнадцать — судя по тому количеству пассажиров, которое оставалось, когда я влез в контейнер.
Что я сделаю, если агент появится раньше, чем я встречусь с Рыбаком? Впрочем, такое развитие событий крайне маловероятно. Военные будут ждать. Так же, как и я. Только, в отличие от меня, они думают, что я еду к Григорию Дивову. И в этом мой козырь.
Поезд тронулся — это сразу почувствовалось, несмотря на его размеры. Я попытался расслабиться, ведь впереди — следующий этап моего существования. Эпоха, когда я стану подобен улитке, что таскает с собой весь свой скарб.
Глава 16
Человечек сидел на каменном шаре. Он был одет, как шут: ярко-синие штаны и куртка со шнуровкой, белая манишка, золотой колпак с бубенцами и расшитый бисером пояс. На ногах — мягкие остроносые туфли. В руке у него был бычий пузырь, наполненный горохом и привязанный к палке. Он слегка покачивал его, не сводя с меня фиолетовых глаз.
Я скользнул взглядом по лицу, намазанному белым гримом, и перевёл его на золотые пуговицы, инкрустированные бриллиантами. Их было не меньше дюжины на лацкане куртке и ещё столько же — на манжетах. В них отражалось яркое полуденное солнце, висевшее над ржаным полем, посреди которого я находился.
Вокруг человечка парили большие мыльные пузыри, внутри которых кувыркались причудливые создания, напоминавшие каракатиц, только с длинными, гибкими хвостами.
— Знаешь, кто я? — спросил человечек, нарушив тишину.
Его голос звучал, как музыка, и это впечатление усиливалось перезвоном бубенцов на шутовском колпаке.
— Нет, — признался я.
— Меня зовут Гипнос, я — бог забвения. Как ты сюда попал?
— Понятия не имею. Даже не знаю, где я.
— Ну, вообще-то ты здесь, — погремушка Гипноса описала плавную дугу, и горошины в ней издали сухой приглушённый стук.
