Но когда я вижу, что на поворотах они зеркально повторяют каждое движение нашего автомобиля, я громко ругаюсь, а Шон поворачивается ко мне и обеспокоенно спрашивает:
—Что происходит?
—Кажется за нами слежка,— поворачиваюсь и смотрю спящую Элизу, и убедившись, что она пристегнута, еду еще быстрее.
—Кто это может быть?— вмиг протрезвев, спрашивает Шон.
—Я не знаю, друг, но он явно едет не с добрыми намерениями по отношению к нам,— резко выкручивать руль в сторону.
—Ребята, что случилось?— приходит в себя Элиза и хватается за спинку переднего сидения.
—У нас проблемы,— коротко отвечает Шон и смотрит в заднее стекло.— Ксав, сейчас на перекрестке поворачивай налево, там через несколько миль будет съезд на парковку, давай попробуем их запутать,— предлагает друг.
—Хорошо,— переключаю передачу и еду еще быстрее.
Машина, преследовавшая нас, не отстает. Они приближаются к нам почти в плотную и жестко врезаются в задний бампер.
—Блядь,— кричу, наклоняясь вперед от сильного толчка.
Поворачиваю налево и проезжаю на красный свет светофора. На приборной панели звучит сигнал о критически низком уровне топлива. Это значит, что у нас мало времени, чтобы оторваться от них.
Проехав подземную парковку, мы возвращаемся на трассу. Мои руки трясутся, а сердце бешено стучит в груди.
«Кто это и что им нужно?!»
Я поглядываю в зеркало заднего вида и боковые зеркала, чтобы убедится в отсутствии преследователей. И когда понимаю, что никого нет, облегченно выдыхаю и решаю продолжить движение к дому Шона, не возвращаясь, проехать через узкий мост.
—Кажется оторвались,— с улыбкой на лице произносит Шон, развернувшись к Элизе.
А в следующее мгновение все вокруг, как будто, замирает. Все происходит как в замедленной съемке, словно в режиме слоумо.
В одну секунду я смотрю в зеркало на улыбающуюся, прекрасную Элизу, которая глядит на меня своими чистыми, невинными и наполненными добротой глазами, а в следующую — вижу радостного и успокоившегося друга, который тянется к руке своей девушки, чтобы поцеловать ее. А затем в окне, со стороны Шона,— яркий свет черного тонированного внедорожника, движущегося на бешеной скорости прямо на нас.
Я не успеваю среагировать. Не могу остановиться. Тормоза не поддаются. Я пытаюсь выкрутить руль и увернуться от столкновения, но у меня ничего не получается.
Удар.
Машина переворачивается несколько раз. Я пытаюсь повернуть голову к Шону, но меня сначала с силой бросает вперед, и мое лицо впечатывается в подушку безопасности, следом возвращая обратно на сидение. После этого я снова подаюсь вперед, и невыносимая боль от колючих, острых и стеклянных лезвий пронзает все мое тело.
Я ощущаю запах крови, ее ядовитый вкус во рту. Все вокруг становится красным, мокрым и безжизненным. Пытаюсь поднять руку, чтобы на ощупь найти Шона и Элизу, но у меня ничего не выходит. Я не могу пошевелиться. Все мое тело такое тяжелое, парализованное, будто на меня упала неподъемная скала или залили бетонном.
Я умираю? Холод. Все, что я чувствую — ужасный холод во всем теле. Я пытаюсь открыть глаза, но все, что я вижу — темнота. Я хочу что-то сказать, закричать о помощи, найти семью, но открываю рот, а воспроизвести ничего не могу. Или мне кажется, что я это делаю. Я не знаю…
И в следующее мгновение я просто исчезаю…
* * *
—Ксавьер, очнись!— звоном в ушах отдастся напористый голос отца, и я пробую приоткрыть глаза.
Один…
Два…
Три… Получилось.
С третьей попытки у меня выходит, и я пробую сфокусировать взгляд на своем отце. Я хочу заговорить, но мне мешает к кислородная маска. Тянусь рукой вверх, чтобы убрать ее, но моя рука такая тяжелая, что я не могу оторвать ее от постели.
—Не надо, Ксавьер, тебе нельзя разговаривать и двигаться. Ты слишком слаб,— отец смотрит сторонам и облизывает пересохшие от волнения губы.
—У нас не так много времени, сын,— садится рядом на стул и складывает ладони вместе,— Ты попал в аварию. Если ты помнишь это, моргни.
Я выполняю его просьбу.
—И…,— он останавливается и заглядывает в мои глаза.
Отец выглядит очень уставшим и немного потерянным. Кажется, что за время, которое я его не видел он постарел лет на 10.
—Ты был не один, помнишь?
Я на секунду задумался и пытался вспомнить произошедшее. Элиза. Шон. Я снова моргаю и чувствую, как повышается напряжение в комнате.
Нет! Этого не может быть. Нет. Нет. Нет. Я не хочу этого слышать!
Мой пульс начинает учащаться, в ушах раздается резкий и оглашающий звон, заставляющий меня крепко сжать глаза и громко закричать, избавиться от этих мыслей. Я хочу сделать вид, что ничего не слышал.
—Ксавьер, сын,— отец берет меня за руку и с на меня.— Сейчас придут врачи, им еще не разрешают пускать к тебе никого. Ответь на мой вопрос: ты помнишь, как произошла авария? Видел кого-то подозрительного?
Пелена слез застилает мои глаза, я, моргаю, утвердительно отвечаю на вопросы отца, и тонкий, соленый ручей стекает вниз по моим щекам.
Я не хочу в это верить.
Элиза — моя маленькая смелая девочка, которую я должен был оберегать.
Шон — мой лучший друг, который стал мне роднее, чем брат.
Их больше нет. Никого больше нет. Я не услышу счастливый смех своей сестры, не обниму ее и не увижу больше довольное лицо своего друга, когда он оказывается прав, я не пожму его руку. Никогда. Я задыхаюсь. Мне не хватает кислорода. Я часто моргаю, пытаясь совладать с собой.
Я остался один…
—Ксавьер, а теперь послушай меня,— он поднимается и наклоняется ко мне, хватает горячими ладонями мое лицо, призывая посмотреть на него.— Тебе нужно уехать! И уехать далеко. Тот, кто это сделал — не остановится на этом. Если ему нужна была смерть всех пассажиров — он вернется за тобой. Я говорил с врачом. Он сказал, что тебе повезло, так как удар пришелся на сторону Шона.
Я напрягаюсь, услышав имя своего друга.
—Нашу Элизу не удалось спасти, ее травмы оказались не совместимы с жизнью. Парадокс, но, если бы она не пристегнулась, был бы шанс на спасение.
Мое сердце перестает биться.
—На твое восстановление уйдет несколько месяцев. Я договорюсь с лечащим врачом о твоем переводе в больницу Нью-Йорка через неделю. Я организую перелет и лично буду сопровождать тебя. Я достану для тебя документы на новое имя, ты станешь для всех другим человеком. После реабилитации ты начнешь новую жизнь. Станешь свободным.— трясет меня и улыбается.
Я смотрю в его лицо и не понимаю, серьезно ли он сейчас все это говорит? Свобода? Такой ценой? Я потерял двоих самых близких мне людей! И это моя вина.
