1
20 июля 02:00 p.m MIT, Кембридж | Сейчас
В поисках небольшой черной книжки Энди лихорадочно перебирала папки и выдвигала ящики, ища ту среди груды бумаг. Вспотевшие ладони предательски тряслись, сердце стучало в висках, отдавая пульсирующей болью. Страх быть пойманной, копающейся в столе, в закрытом кабинете профессора Фрилинга, путал мысли, среди которых проскакивала единственная рациональная: «Остановись сейчас же и выбирайся отсюда пока тебя не поймали».
Но и она глушилась более сильной: «Нет, я найду ее, пока он не прочитал, я сожгу ее и не вспомню об этом… О боже, хоть бы никто не вошел сейчас».
Если ее застукают в закрытом кабинете главы кафедры, дисциплинарная комиссия, возможно, отчислит её на целый год от занятий с лишением бюджетной стипендии в дальнейшем, а может и вообще выгонят из MIT. От этой мысли кровь прилила к щекам Энди и она судорожно выдохнула.
«А что, если он уже все прочитал»,— подумала девушка, замерев на секунду.
Мысль о том, что профессор узнал из дневника о ее чувствах к нему заставила уши и лицо Энди побагроветь от стыда.
«Не уверена, что когда-нибудь смогу смотреть ему в глаза после откровений, которые ему явит мой дневник».
Девушка тряхнула головой, прогоняя панические мысли, сделала глубокий вдох, чтобы чуть замедлить пульс и унять дрожь в руках, и продолжила свои поиски. Но её относительного спокойствия хватило буквально на миг. Шум, производимый секретаршей профессора за дверью кабинета, вновь разжег панический страх быть пойманной. Сердце ускорилось в бешеном ритме, отдавая шумом в ушах. Она не услышала как ключ повернулся и дверь открылась.
Энди продолжила свои поиски, уже добравшись до нижнего ящика, присев на корточки. Дверь закрылась с тихим щелчком, который она на сей раз услышала. Вздрогнув, она быстро перевела взгляд от ящика прямо перед собой, увидев длинные ноги в темных штанах и черных туфлях на шнурках. С ее нынешнего положения стол не давал возможности видеть что-либо выше линии ремня. Но для неё уже и так было понятно, кто сейчас стоит перед ней.
Кровь отхлынула от лица, Энди инстинктивно задержала дыхание, словно это могло бы сделать её невидимой. Мужчина тем временем не двигался.
В кабинете повисла напряженная тишина: девушка была готова поклясться, что она слышит тиканье его наручных часов. Она думала, что прошла вечность, потому что перед её глазами вспыхнула вся её жизнь в виде самых ярких воспоминаний. В груди больно защемило, от нехватки воздуха в глазах начало темнеть. Она шумно выдохнула, разрывая эту гнетущую тишину и одним резким движением встала в полный, пусть и невысокий рост, полностью открывая себя своему «палачу».
Чувствуя, что он смотрит на нее, её щеки покраснели, но она не смела поднять глаз.
Энди так и продолжала бы гипнотизировать край стола, на который смотрела, если бы до боли глубокий знакомый голос не вывел ее из ее оцепенения, заставив поднять глаза и посмотреть прямо на него:
—«Мисс Донован?»
***
2 сентября, 06:00 p.m, жилой кампус для студентов и коллегии университета MIT, Кембридж | Тогда
В комнате, которую Энди делила вместе с Мэй — студенткой второго курса, звучал смех. За лето, проведенное практически в одиночестве, она успела соскучиться по всем своим новым друзьям, но особенно по своей соседке и единственной подруге Мэй Ли.
Мэй вместе с сестрой вернулась только сегодня утром с летних каникул. Несмотря на то, что церемония начала нового учебного года была вчера, у Энди — новоиспеченной студентки — уже сегодня были занятия. Поэтому, по возвращению в комнату её ждал сюрприз в виде всех собравшихся друзей: Мэй, её сестры Сьюзан, Стива — парня Мэй, и Диего Фернандеса — четверокурсника, друга Стива, с которым Энди уже тоже успела сдружиться.
В центре маленькой комнаты, стоял низкий столик, который обычно служил им вместилищем всякого хлама, был заставлен китайской домашней едой и выпивкой. Парни устроились на полу, а девушки расположились на стульях. Энди, раскрасневшаяся от алкоголя, сидела на коленях Мэй, крепко обнимая подругу. Она скучала по ней и теперь не собиралась отпускать.
Стив, смеясь, сказал, что начинает видеть в Энди соперницу, изображая ревность. Диего и Сьюзан хохотали до слез от его физиономии.
Молодые люди говорили наперебой, каждый пытался поделиться своими впечатлениями за каникулы, пытаясь заполнить пробелы.
Наконец, вдоволь наговорившись о прошедшем лете, они перешли к обсуждению учебы и курсов, которые им предстоит учить в этом году. Наконец-то Энди тоже могла полноценно принять участие в этой беседе. Так как весь предыдущий год она не считалась студенткой, а училась на дополнительном курсе для поступления, набираясь необходимых знаний, которые она не могла, к сожалению, получить в вечерней школе, в которой училась до того как судьба привела её в MIT.
***
Андреа, в кратце Энди, была сиротой. Она росла в одном из приютов Денвера, с другими такими же сиротами и детьми чьих родителей лишили родительских прав.
В приюте было несладко: к семи годам она умела уже отлично драться, чтобы защитить себя от более старших детей, которые отбирали у более младших и слабых еду и редкие лакомства.
Постоянный страх и борьба за свою пищу ужесточили девочку, не говоря уже о её запасе ругательств, от которых у воспитателей уши сворачивались в трубочку. По этой причине никакая пара категорически не хотела брать ее к себе, несмотря на то, что маленькая Андреа была очень смышленая. Она отличалась тягой к знаниям, которая пробуждала в отчаявшихся и усталых учителях той бюджетной школы, в которой учились дети из приютов и бедных слоев населения, надежду, что для неё не всё потеряно.
В одиннадцать лет она попала в патронатный дом к Гарри Миллеру — владельцу автосервиса и свалки металлолома в Денвере. Помимо неё в доме воспитывалось еще шесть детей, которые впахивали в его автосервисе и на свалке. Энди была седьмым ребенком, которого он взял, и второй девочкой, так как, в основном, он брал ребят.
Миллер получал налоговые льготы и выплаты за каждого ребенка. Детей он использовал как рабочую силу. Мальчики работали в автосервисе и на утилизаторе, а единственная девочка, пока к ней не присоединилась Энди, следила за хозяйством. Она должна была помогать той в работе по дому.
Гарри Миллер был беспринципным человеком. Он знал о приюте и какие там порядки, поэтому брал оттуда детей, чтобы они работали у него за еду, а если кто-то отлынивал или косячил, то ложился спать без ужина после изнурительного дня. Миллер, правда, никогда не бил своих воспитанников, он понимал, что они рано или поздно начнут ему подчиняться, так как условия жизни у него были лучше чем в приюте. В огромном доме было достаточно комнат, чтобы дети могли делить их по двое, максимум трое. Всё лучше, чем спать по двадцать человек в одной большой комнате с детьми разных возрастов, слушая как в темноте забавляются друг с другом подростки.
