—Наша семья готова к любым событиям.
—Я не сомневаюсь, Юншэнь, во влиятельности твоей семьи. Я говорю о другом. Я говорю о том, как опасно недооценивать скорость перемен, когда имеешь дело с таким товаром.
Китаец остановился, внимательно посмотрел на Филиппа.
—Еже ты предлагаешь?
—Ты готов взять больше товара?
Юншэнь нахмурился, повернул голову к обозу, с которого китайцы переносили мешки с опиумом.
—Сколько?
—Столько же.
Юншэнь задумался.
—Еще три тонны? Здесь?
—Неподалеку.
Китаец думал несколько секунд, а потом улыбнулся.
—А ты хитер, братец. С тобой надобе держать ухо востро.
—Надеюсь, ты не расцениваешь, это как что-то похожее на давление. Я в любом случае готов ждать, но ты подумай, риск минимален, ты ведь сам это видел, зато мы получим сильное преимущество перед конкурентами не только в доходах, но и во времени.
Юншэнь изогнул бровь и покачал головой. Они пошли в обратную сторону. Филипп терпеливо ждал ответа.
—Давай поступим так,— сказал Юншэнь через минуту раздумий,— подожди месяц, я посмотрю, яко пойдут продажи. И ежели ход их покажется нам обнадеживающим, я пошлю к тебе гонца, и ты привезешь мне паки три тонны. Идет?
—Конечно.
—Ты и впрямь торопишься, Филипп. В нашей стране так не принято, но возможно в данном случае ты прав.
—Понимаешь, Юншэнь, я вижу будущее так как будто оно уже было. Считай это метафорой. Рано или поздно на горизонте появятся те, кому не ведомо взаимное уважение, кто привык решать вопросы с позиции силы. Они не станут ни с кем договариваться, они приплывут в твою страну с востока и юга на своих линкорах и военных кораблях со множеством пушек и попытаются навязать свои правила. Рано или поздно. И есть лишь один способ противостоять им, понимаешь?
Юншэнь долго смотрел на Филиппа, а потом ничего не говоря направился к стоянке. Филипп двинулся за ним. Неслышные охранники как тени ступали за ними.
Они уже почти дошли до обозов, как Юншэнь вдруг остановился.
—Да, чуть не позабыл сказать тебе, Филипп. Зде… давеча в Урге трое русских купцов пытались торговати товаром…
—Опиумом?— насторожился Завадский.
—Им самым,— кивнул китаец,— товаришко дрянной, будто сухое конское лайно.
—И как?
—Да сказывают торговля у них шла довольно худо. А вернее и вовсе не шла.
—Не шла? С ними что-то случилось?
—С ними? Не-е-ет. О чем ты? Просто никто не покупал их товара. Хотя они предлагали его почти даром. Нашелся токмо один монгол, который купил у них полфунта, а через день кто-то подвесил его выпотрошенный труп за ребра перед их постоялым двором. Наше государство гостеприимно, но имей в виду, Филипп, семья Чжуан контролирует не всю империю Цин.
Завадский изучающе смотрел на Юншэня, тот все также дружелюбно-величественно глядел в ответ.
—Спасибо,— произнес Филипп, гася вспышку гнева улыбкой.
—Надеюсь, ты не расцениваешь, это как что-то похожее на давление.— Улыбнулся китаец.— Пойдем выпьем чаю. Я привез специально для тебя особый золотой улун.
Глава 41
Тунгусов братья встретили на поляне перед валунным лабиринтом. Бакан только раздал лучшим своим воинам мушкеты и пищали, переданные ему Филиппом в качестве частичной оплаты услуг, и они теперь как бедные дети, получившие дорогие игрушки с благоговейной бережностью гладили по ними пальцами. Тунгусы вообще любили оружие, но потусторонняя смертоносность ружей их по-настоящему завораживала и, хотя Завадский сомневался, что они скоро станут владеть ими виртуознее, чем владеют своими пальмами и луками.
Увидев Филиппа, Бакан смутился диким поведением своих людей и приказал им спрятать ружья.
—Годе прошло, брат?— спросил он, кивая на выезжающий обоз.
—Этот мир будет нашим, брат.— Завадский был в прекрасном расположении духа. Кроме того, в нем появилась какая-то ненаблюдаемая прежде вальяжность.
Простодушное лицо Бакана просияло — как и все поддавшиеся влиянию Филиппа, но искренне верил ему.
Завадский обнял тунгуса и повел подальше от лишних ушей.
—Но нам предстоит еще поработать.
—Конечно, Филипп… Ты убо алкаешь поведать о некоем деянии?
—Да, есть одно небольшое дельце для тебя.
—Слушаю.
—Юншэнь поведал, что на прошлой неделе в Урге три русских купца торговали тем же товаром.
—Опиумом?— удивился Бакан.— Стало быть сведали?
—Я догадываюсь чьих рук это дело, но суть не в этом. В общем… найди их.
—Сыщу, брат… ин еже егда с ними сделати?
—Сделай так, чтобы тот, кто послал их, больше не совершал таких ошибок.
Бакан задумался на пару секунду, а потом понимающе кивнул.
—Вот и славно, брат!— Филипп похлопал тунгуса по плечу.— Пойдем, выберешь товара на свою долю.
* * *
Шильские перекупщики братья Чекушниковы тридцати и двадцати шести лет, а также их дальний родственник Федот Вареньев неопределённого возраста не спешили в Нерчинск — засев на богатом постоялом дворе неподалеку от Верхнеудинска, они третий день пьянствовали, позабыв, о том, что их дожидаются влиятельные люди. Купцами они числились только по местническому происхождению, на деле же просто посажены были на синекурские должности в разветвленной купеческой сети своих богатых отцов и дядей, каким-то образом связанных со Строгановыми. Настоящая причина их задержки заключалась не в огненной воде и не в природной беспечности. Главной причиной был дрянной опиум, который они раздобыли тем же способом, что и Завадский свою первую партию — то есть забрали у пленных киргизов. На нем же они теперь плотно сидели.
Курить они начали еще на пути в Ургу и к моменту прибытия их уже нисколько не заботило и не смущало отсутствие покупателей. Торговлю за них пытался вести приказчик Аверьян — толковый малый из мужиков. Он-то и продал монголу полфунта товара. Со скамьи из соседней коморы за сделкой наблюдал старший Чекушников, который лежал на лавке в абсолютно голом виде и спустя час божился брату и Вареньеву, что у монгола были на голове козлиные рога. Аверьян же утверждал, что рогов не было, а был только рисунок змеи на шее, сделанный с помощью игл и пороха.
Кто прав узнали на следующий день — на низкорослом дубе перед их воротами висел выпотрошенный труп монгола с татуировкой змеи на шее.
Вареньев, увидевший труп первым, завизжал и стал бегать по двору по расширяющейся спирали, пока не опрокинулся в корыто с помоями.
В тот же день они спешно выехали из Урги, продолжая курить опиум.
