Филипп склонил голову набок.
—Можно ли одними запретами остановить движение бурной реки?— подбросил он дровишек в демагогические рассуждения китайца.— Или разумнее обратить ее силу на служение чему-то благому?
Завадскому показалось, что он уловил в выражении лица юноши некий намек на улыбку.
—Мысль несомненно мудрая, однако порождает вопрос,— китаец неспешно вытянул тонкую ладонь в сторону Филиппа,— каковы возможности нашего гостя? И насколько серьезны его намерения?
Филипп тоже положил ладони на стол и слегка наклонился в сторону юноши.
—Серьезнее не бывает.
Китаец внимательно посмотрел на Завадского и тот увидел, что теперь они совершенно точно понимают друг друга.
—Это лишь половина ответа.
—Я могу привезти столько опиума, сколько вы пожелаете взять.
—По какой цене?
Филипп назвал.
—Вдвое меньше,— не согласился китаец.
—При условии покупки от тонны.— Пошел на риск Филипп.
—Ну что ж, предположим я готов купить… три.
У Филиппа захватило дух, но он удержал себя в руках.
—Вы серьезный человек.
—Наша семья не получила бы того, что имеет здесь, ежели бы не умела трезво смотреть в будущее.
—Через десять месяцев я привезу сюда три тонны.
—Не сюда. Мои люди проложат дорогу за Орхоном. Онамое место годе сокрыто горами от посторонних глаз. Серьезным делам не нужен лишний призор.
—Согласен.
Китаец сложил ладони на столе.
—Чжуан Юншэнь,— произнес он, слегка склонив лицо.
—Филипп.— Поклонился в ответ Завадский.— Полагаю, ваша семья имеет большое влияние в этих местах?
—Семья Чжуан контролирует все отсюда до Хайлара, включая приграничные земли с вашим государством.— Китаец посмотрел на Филиппа.— Но можно ли ожидати подобного с вашей стороны?
Филипп ощутил неприятный укол — одна из серьезных проблем, которую ему еще предстояло решить, но он произнес невозмутимо:
—С нашей стороны проблем не будет.
—Тогда можно выпить чаю.— Юншэнь поднял золоченую чашку и наконец широко улыбнулся. Филипп приподнял свою.
—За успешное сотрудничество!
—О!— спохватился Юншэнь и рявкнул так, что Боря не решился перевести.
Тотчас два китайца за спиной выбежали из избы и вернулись с внушительным сундуком.
—Забыл сказать,— пояснил Юншэнь, глядя как китайцы затаскивают сундук и открывают крышку, под которой сверкнули серебряные слитки,— наше сотрудничество начинается уже сейчас. Я выкупаю все что у тебя осталось…
* * *
Приятное дополнение к новому знакомству — безопасный путь до самой границы. Юншэнь не обманул — его семья была настолько влиятельной, что никто не смел даже косо посмотреть в их сторону, пока они мчались на новых лошадях, почти без остановок по территории Монголии, минуя все посты. Уже на третий день они ступили на русскую землю и Филипп будто зверь почувствовал угрозу, но он был готов к этому. Во всяком случае, он так думал…
Не доезжая до Селенгинска, они планировали повернуть на Иркутск, обогнув Байкал с юга и нанять струги на Ангаре. Дорога была проезжая, хорошая, сухая, но в этот час малолюдная — дело шло к вечеру, была осень и темнело теперь рано.
Филипп сидел на первой телеге в китайском балахоне, накинув на голову капюшон, как монах, рядом Данила — правил лошадьми. Позади на десяти груженых телегах расположились братья. Съехав в вытянутую низину, они увидали вдали конные силуэты на дороге и по мере приближения стало ясно — стрелецкий разъезд.
—Легки на помине — и десяти верст не проехали…— Спокойно сказал Данила, и цокнул на лошадь.
—По крайней мере, они предсказуемы.— Филипп спрятал зябнущие руки в рукава.
—Тпру!— крикнул ладный стрелецкий пятидесятник, когда они подъехали к разъезду.— Кто такие?! Амо путь держите?
Пока Данила отвечал на формальные вопросы, Завадский глядел по сторонам. Идеальное место выбрали, конечно — низина. С одной стороны крутой облавный сосняк, с другой — пологий травянистый кряж.
Справа раздалось множественное шуршание лиственной подстилки, щелканье замков карабинов.
—А ну — с телег вон!— заорал вдруг пятидесятник.
Филипп флегматично повернул голову и увидел как из сосняка выходит целый отряд стрельцов в грязновато-серых кафтанах, целясь в них из пищалей. Видать у них тут все по одной схеме работают, подумал Завадский устало слезая с телеги и поднимая руки. Лицо его оживилось только когда он увидел, как из лесу к нему идет тощий купец Агриппушка Дрынников в сопровождении какого-то офицера с объемным пузом, с которого тот раздражительно стряхивал листья и хвойные иголки.
—Ба!— просиял Филипп.— Старые знакомцы! Вижу, Агриппушка, промысел твой теперь не на Ангаре, а на большой дороге!
Клинобородое вытянутое лицо Дрынникова сияло умасленной улыбкой. Он замахнулся и как-то женственно отвесил Завадскому пощечину.
Филипп моргнул, продолжая вместе с братьями недвижимо стоять с поднятыми руками под прицелами пищалей.
—Тьфу ты, как невежливо, братец! Где же твоя купеческая солидарность? Продался разбойникам в стрелецких кафтанах?
—Якой ты мне братец, чужеяд!— пропел Агриппушка, сцепив в замок старушечьи руки.— Я разбойную рожу за версту чую!
—Эй, Агриппушка!— крикнул тем временем его пузатый сопроводитель, приподнимавший рогожи с телег.— Еже сие за лайно?
—Ась?
—Ты сказывал он су богат, везет злато-серебро, а зде сплошная дрянь!
Дрынников подскочил как ужаленный и забегал вдоль телег, срывая старые рогожи, из-под которых сыпались гнилые корнеплоды, которые Завадский купил по дешевке у монголов. Лошади увидав на земле такое лакомство, потянулись к нему мордами, двигая за собой телеги.
—Тпру!— гаркнул пузатый.— Еже за говно деянится?
Филипп с Данилой улыбались. К ним подбежал Агриппушка и схватив Завадского за отвороты балахона, затряс.
—Иде злато?! Амо запрятал, окаём?!— визжал он, брызгая слюной.— Жгите его, стрельцы! Пытайте!
Но стрельцов уже не интересовал Дрынников — как и Филипп с братьями они смотрели на хребет кряжа, из-за которого в мрачнеющем небе появилась целая тьма всадников.
—Чертовщина!— выругался пузатый.
—Это кто аще?!— взвизгнул Агриппушка, прячась за стрельцами.
Тем временем орда всадников с дикими воплями, напоминавшими индейские боевые кличи хлынула на них с кряжа страшной черной волной. В числе первых Филипп увидел Савку, Антона и Бакана, за которыми летели тунгусы. Жалкие выстрелы утонули в оглушительном кличе, замелькали стрелы и сияющие лезвия «пальм».
