—Ворог в остроге! Шибай, братцы! Сюды!
На последней фразе его грудь пронзила стрела Беса, но сигнал он подать успел. Аманат с Баканом уже спускались по лестнице. По мостам раздавался топот с обеих сторон. Антон выстрелил во тьму из одного пистолета, затем из второго. Под ними заливалась лаем уже целая орава собак. Они первыми прибежали на шум. За острогом тоже зазвучали выстрелы. К ужасу Филиппа, конский топот и крики приближались в их сторону. Завадский скатился по лестнице и сломал последнюю перекладину. Данила едва не свалился на него, следом спрыгнул Антон, а Бесноватый все еще стрелял в кого-то из лука на башне.
—Бес!— закричал Филипп снизу. Из тьмы под навесом хищной птицей выпорхнула фигура и вместе с лестницей как в третьесортном фильме про ковбоев, ловко приземлилась в траву, превратившись в Бесноватого. Как обычно его нечеловечески стремительные движения и завораживающая удаль придали уверенности остальным. Только аманат испуганно глядел на приближающихся всадников с факелами. Впереди же, со стороны перелеска не переставая ухала неясыть.
Слева звучали трескучие залпы, у Филиппа колотилось сердце — он боялся, что стрельцы добрались до первой группы и уже расстреливают ее. Он бежал в тумане за Антоном, который двигался так быстро и легко, словно кругом была не тьма, а самый разгар дня. У речки им навстречу поднялся Аким с Филином и у Завадского отлегло от сердца, когда он увидел что все братья уже здесь. Савка поднимал коней, которых уложил для маскировки. Между тем, первая группа стрельцов приблизилась — они проскакали с факелами в сотне саженей, повернули к острогу, кто-то увидел лестницу и мертвого стрельца во рву.
—Оттоли, братцы!— закричал он, указывая в сторону речки, но староверов и тунгусов там уже не было — оседлав быстрых коней, они скакали в ночи за Савкой.
* * *
—Признаюсь, Филипп, разумел я с почину еже ты простой болтун. Ведаешь? Из тех самоуверенных дураков овые веруют еже одной силой пустозвонья мочно всего поимати. Обаче ты сумел меня удивить.— Перевел Бакан слова Бодула.
Втроем они стояли на вершине холма, с которого открывался потрясающий вид — море елового леса поднималось к далекой горной гряде с заснеженными вершинами.
—Бакан покажет тебе путь,— продолжил Бодул,— ты узришь хорошую дорогу и годе грядити ею впредь.
—Спасибо.
—Но помни,— Бодул прищурился на горы,— мой народ живет зде тысячи лет, тебе и жизни не хватит сведать даже об одном таком пути, а тут их сотни. Мы ведаем каждое дерево, каждый куст, коегаждо холм…
—Я ценю твою помощь.
Бодул кивнул, видимо считая, что такой ответ вполне подходит для завершения пафосного диалога, но Филипп не уходил — самоуверенному «луче» было нужно что-то еще. Бодул обернулся, встряхнул головой, избавляясь от назойливой пряди.
—Позволь спросить, Бодул.
Вождь снисходительно кивнул.
—Что ты скажешь о границе с Маньчжурией?
—Сия земля тоже наша.— Тунгус посмотрел на Филиппа.— Что не так?
—Я полагал, что земля принадлежит тому, кто ее контролирует.
Бодул неожиданно рассмеялся.
—А ты почитаешь иначе, луча?
* * *
Последнюю фразу Филипп запомнил, но осознает он ее позже — когда тунгусы станут одним из несущих элементов его империи, а пока он пробирался по тайным высеченным тропам через густые леса, по речным бродам, запутанным ущельям и пещерам. Его люди запоминали дорогу — все повороты, тайные знаки, ловушки, камни-указатели на распутьях, стоянки, укрытия и пещеры. На тринадцатый день пути еловый лес превратился в непроходимую чащобу, они с трудом тянули коней, натыкались на останки старого бурелома и вдруг — вышли к каменным столбам, за которым простиралось поле с высокой травой, а вдали, возвышались деревянные постройки.
—За полем дорога на Шильский острог,— сказал Бакан,— до него четыре версты отсюда.
—Шильский острог?— удивился Филипп.— Как такое возможно?
—Сый путь еще не самый короткий.
—Ты шутишь? Да по линейке на карте отмеришь больше.
Бакан улыбнулся.
—Он короче твоей линейки, логофет.
—Колись, Бакан!— Филипп хлопнул тунгуса по плечу.— В чем подвох?
За время пути Бакан сдружился с братьями. Казалось, что их веселая бродячая жизнь ему приходилась по нраву, в отличие от скучных обязанностей помощника Бодула. Но он был племянником вождя и не имел права выбирать свою судьбу. Бакан поведал Филиппу об этом и о том, что в подчинении Бодула находилось почти десять тысяч воинов-тунгусов.
—Я же сказывал.
—Ты говорил про оленя, указывающего путь в подземный мир. Но я думал ты просто подшучивал над Филином. Нет? Серьезно, брат? Ты не шутил?
—Ты совсем обленился, луча. Раньше ты хитрил изобретательнее.— Улыбнулся Бакан, научившийся за две недели копировать манеру речи Филиппа.
—Но ты почти купился!
—Учись признавать поражения.
—Кто бы говорил…
Завадский увидел, что парень пытается скрыть подкатывающую грусть.
—Значит, это все?
Бакан кивнул.
—Как нам найти тебя?
Тунгус поглядел по сторонам.
—Будешь недалече от того, еже зовете вы Селенгинском, спрашивай местных. Сый гради буде на твоем пути.
—Еще свидимся, брат.— Филипп обнял Бакана, и его примеру последовали другие братья.
Глава 34
Миновав поле, они увидали за холмами стены и башни Шильского острога, стоявшего вдали на возвышении и повернули по дороге в другую сторону — на Нерчинск. Встреченные холопы рассказали им, что цины почти все уплыли еще несколько дней назад, прокляв на прощание наш нищий край, но одна джонка вроде бы еще сновала между острогами. По крайней мере, один мужик видел ее вчера на какой-то пристани. Солнце уже садилось, когда добрались они до стоянки, на которой Филипп совершил свою первую покупку у китайцев четыре месяца назад, но сейчас их встретила только посеченная легким августовским дождем темная речная гладь. Покачивался от слабого ветра камыш, пустовала истоптанная пристань, валялись кругом остатки торговой деятельности — обрывки бумаги, щепы, веревок, огрызки яблок и сломанное ведро.
Антон вышел на пристань, прищурено поглядел в сторону Нерчинского острога, с полверсты на них плыла лодка со скатным укрытием — крошечный дощаник. Дождавшись ее, братья закричали гребущим мужикам — не видели ли они цинов? В пяти верстах выше,— ответили им,— торопитесь, уплывают нехристи.
Братья прыгнули на коней и поскакали во весь опор. Еще за версту увидели они с высоты собиравшуюся отчалить джонку: трапы убраны, расправлен парус. Братья закричали наперебой: стой! Сто-о-о-ой!
Цины будто не слышали их — деловито сновали по палубе, мелькали их конические шляпы и длинные косы. Филипп спрыгнул с коня у пристани, схватил у Савки мешок, потряс им.
