—Испросим ижего козлятника!— кивнул Егор на мужика шедшего навстречу и засвистел.— Эй, не видал ли телег со конными стрельцами?
—Едва не сшибли!— ответил мужик, указывая направление.
Снова помчали, но через полторы версты — очередное распутье. Однако теперь и спросить было некого. Кроме того тут вдоль дороги начиналось еще и поле размежёванное под пашню и по нему тоже могли ехать, к тому же вдали за ним маячили какие-то постройки.
—Амо же сегда [куда же теперь]?— задумчиво озвучил всеобщую мысль Бартоломей.
Данила, сидевший в телеге по-турецки, упер одну руку локтем в колено и взял в охапку бороду.
—Камо их везут?— повернул он голову к сидевшему рядом Бесноватому.
—Казнить да стужить и в остроге мочно.— Ответил тот.
Данила прищурился и хлопнул Савку по плечу.
—А ну вези туда иде пушнину спрятали!
* * *
Добравшись до ельника, стрельцы вытащили Акима из телеги, посадили в первую — он теперь внимательно следил за дорогой и Завадский слышал его бодрящийся голос, улавливал в его излишней дерзости попытки скрыть свой страх. Аким указывал путь, который мог стать для него последним. Вскоре обоз остановился. Завадского и Антона выбросили из телег, распутали только ноги, повели в лес.
Впереди косолапо по-медвежьи шел Аким в сопровождении двух стрельцов. На его рваном кафтане в районе лопатки остался след подошвы большого сапога от удара стрельца. Он поднимал руку, что-то говорил, то и дело проваливаясь в сохранившейся в лесу мокрый снег.
Филипп посмотрел на дорогу, по которой они приехали — на полверсты до поворота никого не видать. В спину его грубо толкнули.
—Гряди, остолбень!
Аким пару раз обернулся на Завадского. Тот едва заметно кивнул. Саженей через сто вышли на ветровал. Акиму уже развязали руки и он вытащил из-под лап поваленной елки первую связку соболей.
Стрельцы по указу коротышки тоже развязали руки Филиппу и Антону и заставили таскать связки к телегам, на что ушло минут десять.
Когда принесли последние связки, Завадский снова посмотрел на дорогу — ни души.
Между тем их выстроили в ряд прямо на дороге. Где-то над головами закаркали любопытные вороны.
Антон был по-воинственному спокоен. Филипп со злостью смотрел на коротышку. Тот ухмылялся, уперев руки в бока.
—Еже сегда уразумел овый ты есть?— риторически вопросил он, очевидно довольный собой и мотнул головой.
Тотчас три крупных стрельца направились к ним. Аким в последний момент уже не в силах был бодриться. Он поднял взгляд на приблизившегося стрельца и заморгал. Тот саданул ему в лицо прикладом пищали. Внушительные удары получили и Филипп с Антоном.
Филипп упал и тут же получил дополнительный удар ногой в живот, скорчился от невыносимой боли, а упавшего перед ним на четвереньки Акима «наградили» пинком, от которого тот растянулся на животе.
—Иже зде увижу — шкуры живьем спущу!— бросил коротышка напоследок и залез в телегу.— Гони!
Обоз лихо умчался.
Братья ползали, приходили в себя. Завадский сел на колени, обхватив руками живот и минут через пять увидел за полверсты приближающиеся телеги и вскоре узнал остальных братьев.
Вскоре подскочили к ним Данила, Бес, Савка и остальные с озабоченными лицами.
—В порядке!— отмахнулся Филипп, чувствуя, что боль отступает. Аким же вываливал на братьев все накопленное стрессом и обидой напряжение. Ему досталось видно больше всех — удар прикладом расквасил ему нос. В глазах стояли слезы.
—Иде валандались, остолбени! Кому пети!— стыдил он братьев и отдельно кричал на Савку, указывая на него пальцем.— А тебе на печи ездовать токмо! Конник тоже мне.
Робкие оправдания братьев, что их одноконкам при всем желании не угнаться было за парными ездовыми только распаляли его.
—Буде тебе серчать, братец, убо годе еже ты живой,— примирительно сказал Егор, но тотчас пожалел.
—Серчать буде!— заорал Аким.— Мой зад горит, а не твой, псове!
Филипп подошел к Акиму, достал свой платок, передал ему и слегка похлопал по спине.
Аким немного успокоился и прикладывая платок к лицу пошел в лес.
—Амо ты, братец? Куда пошел?— кричали ему, но он лишь махнул рукой.
Данила подошел к Завадскому.
—Они вас не видели?— спросил Филипп.
—Бес увидал их далече, егда от вас едучи. Мы за курганом укрылись. Слегло с души яко вас увидали. Братися в мале толку — из оружия токмо топор да две пищали осталися.— Данила посмотрел на Филиппа — раненое лицо, грязный рваный бушлат.— Стало быть все, брат?
—Похоже, что так.
—А мы покамест вас дожидаючи дознались в посаде с одного купчишки, еже стоянка зде ниже, за удолом, идеж цинский купчина на струге торгует бязью, чаем да лечебными травами.
—Да только нечем нам теперь с ним торговать.
Тут вдруг раздались одобрительные возгласы братьев:
—Ах ты, Аким! Утаил, хитрый черт!
Кто-то засвистел, кто-то даже захлопал в ладоши.
Филипп и Данила обернулись.
Из лесу выходил улыбающийся Аким, сжимая в каждой руке по соболиной связке.
* * *
В целях добычи пропитания и заодно — частичной компенсации за наглый грабеж, Завадский с братьями напали ночью на тот самый пост, где с задержкой проверяли их обоз. Благо и находился он всего в паре верст. Стрельцов, казаков и подьячих разоружили, связали — среди них оказался и тот раскосый казак, который сдал их коротышке с рыжебородым.
Аким в ярости хотел убить его, но казачишка так остервенело и слезно молил о пощаде, что Аким всего лишь разбил ему нос. Улов не велик — четыре лошади, крепкая ездовая телега, пять пищалей, четыре сабли, несколько кинжалов и стрекал, запасные седла, сено, провизии на неделю и между прочим — чернил, бумаги и печать на пропуск таможенной избы — тоже забрали. Плененный подьячий по указанию Филиппа наделал им пропускных и прочих выдуманных грамот. У молодого «дьяка» под столом обнаружилась четверть ведра водки. Ее взяли с собой. Затем, двое братьев — Егор и Бартоломей, встав во дворе у окна горницы, где лежали связанные пленённые, говорили как будто «пьяными» голосами, что собираются дескать к Баргузину — так чтобы слышали пленники.
На деле же Завадский с братьями двинул прямо в противоположную сторону — к Нерчинску, но на первом же распутье повернул на юг.
Всего день потратили они на поиск стоянки и небольшого поселения между Нерчинским и Шильским острогами. Спрашивали у каждого встречного и выйдя к излучине Онона, с холма сразу увидали красивую, похожую на бабочку, китайскую джонку.
Вообще джонки было две, одна стояла у деревянного причала, а вторую они не сразу заметили — она покачивалась чуть поодаль от берега, за ивами, будто собиралась отплывать и проверяла ход. У причала толпилось совсем немного народа. Это торговля?— разочарованно подумал Завадский.— Да как же на этом разбогатеть?
