Его тащили за руки, как в первый день попадания в этот мир. Втягивали туда, откуда он бежал. Перед глазами проплывали лица в обратном порядке: ходоки, казак с подбитым глазом, стрельцы, подьячий, уперший руки в бока коротышка и конечно — самодовольный рыжебородый. На всех лицах презрительные улыбки и любопытство. Возгласы: кого сымали? Татей? Верохулителей? Колдунов? Людей будто прибавлялось кругом. Где-то позади раздавались глухие удары — били его братьев. Тяжело стонал Аким. Завадский закрыл глаза.
Их заковали в кандалы, бросили в холодное узилище, тьма кромешная, кругом кто-то вздыхал. Филипп прислонился к стене, чувствуя слева плечо Акима. Он все еще стонал.
Завадский пытался думать, но не мог взять себя в руки — для начала следовало успокоиться. Терпения вечно ему не доставало.
—Вы кто такие, люди добрые?— раздалось откуда-то спереди.
—Томские люди торговые,— спокойно ответил Антон.
—Охо-хо,— вздохнул незнакомец добродушно,— я и сам торговый человек из Верхнеудинска. Привез в мале муки да льна, эх…
—Отобрали?
—Еже продать не успел забрали на постой — от товарного сбору утаил, дескать. Эх, горе горемычное. Сманил же диавол в этот Нерчинск, инде зде и торговати-то не с кем.
—А цины?
—К ним не пущают. Посольство токмо с месяц яко убрались. Одни служилые, да голь дикари. Во-то братца дожидаючи, еже бы выкупит меня, уж Бог с ним с товаром.
—Тебя единаче овый рыжий черт разорил?— раздался во тьме голос Акима.
—Рыжий?
—Погань рыжебородая с шавкой своей коротышкой носатой.
—Энто пятидесятник овый, Рогаткин?— как-то насторожился вдруг незнакомец.
—Клички ерпыля не ведаю, а по чину пятидесятник и есть.
—Да вы с ними братися зане?
—Пограбили они нас и без сказок сымали сюды. Я этому ерпыленку нос откушу, дай токмо выбраться!
То ли прозвучало это слишком по-разбойному, то ли еще по какой причине, но незнакомец умолк. Филиппу показалось, что он напуган.
—Слушай,— обратился Завадский в темноту,— кто этот рыжебородый?
—Да вы что, братцы, верно не ведаете поперек кого сгрели?
—Разбойник в услужении у воеводы?
Торговец засмеялся в темноте.
—Обороти, братец.
—Не тружай — сказывай!— подал голос Антон.
—Су рыжебородый ваш — строгановский приказчик в Приамурье — Голохватов.
—Строгановы?— удивился Завадский.
—Они зде десная власть, а не твой воевода! Богаче их не токмо в Сибири, во всей России нету! Почитай вся земля от Новгорода до Ичи под их областью.
—Во-то прямо вся?— усомнился Аким.
—Вонми, помещики наши Брагины завели на Лене промыслы было, с истынями и семьями совсельными, притязаниям строгановских приказчиков воспротивилися, абие пришел из Москвы приказ промыслы передать Строгановым, помещиков с семьями сослать в Пустозерск, а воеводу давшего грамоту Брагиным — с воеводства сняти! А идеже Строгановы? Тыщи верст от нашего краю! Промыслы, заводы, солеварни, порты, земли, а и леса — почитай все их на Урале, а сегда и в Сибири.
Да, вот она настоящая власть, подумал Завадский. Не оружием она добывается, а деньгами. И это тебе не пара сухих абзацев из учебника истории. Это настоящая жизнь.
Примерно через час рядом за стенкой зазвучали голоса, заскрипели тяжелые засовы, в лица ударил дневной свет. Узники жмурились, моргали. В проеме показались широкоплечие фигуры. Филиппа, Акима и Антона расковали, грубо выволокли, потащили за избу, бросили в лужу перед раскисшей окровавленной плахой, присыпанной солью. Здесь, под черным тынами, в самом углу острога, сокрытом от площади трехклетным юзилищем и допросной избой, солнца было мало и еще оставались под мостами смешанные с грязью почернелые снежные сугробы. Из темного угла рычала собака.
Узников посадили на колени, перед ними вышел коротышка со стрельцами и с неприятной улыбкой поглядел на Завадского. Руки он упер в бока. Филипп заметил, что в правой он держит его грамоту.
—Ну что, купчишка, думал самый хитрожопый?— весело спросил коротышка, после чего разорвал грамоту и швырнул Завадскому в лицо. Некоторые клочки осели на его бушлате, некоторые упали на плаху, а иные плавали в луже, в которой Филипп стоял на коленях.
Завадский глядел на полы кафтана коротышки, края которого были измазаны грязью и подумал — хорошо, что он назвал его купчишкой. Значит, все-таки не знают, что они раскольники.
—Что тебе нужно?— спросил Филипп, поднимая взгляд на коротышку.
—Сказывай, иде припрятал пушнину, чужеяд.
—И после этого ты угомонишься?
Коротышка кивнул кому-то за спиной Завадского и сразу же Филипп получил сильный удар в ухо, от которого завалился на бок в лужу.
Глава 31
Им связали руки и ноги, бросили ничком в телеги, как скот. Лошади сразу же шибко понесли, так что узники болезненно ощущали каждую кочку и корягу. Филипп напрягал все мышцы, стараясь отворотить голову от вонючей, смешанной с грязью соломой казенной телеги. Когда по голосам понятно стало, что они уже за острогом, Аким вдруг запел громким голосом:
Бережечик зыблетца,
Да песочик сыплетца,
А ледочик ломитца,
Добры кони то-о-онут,
Молодтцы томятца-а-а-а.
Кто-то ошпарил его хлыстом. У Акима перехватило дыхание, дрогнул голос, но он продолжил петь, а точнее орать:
Ино, боже, боже!
Сотворил ты, боже,
Да и небо-землю, –
Сотвори же, боже,
Весновую службу-у-у…
—А ну прикуси язык, мотыло!— сидевший над ним крупный стрелец сильно ударил его кулаком между лопаток.
—Сиволап, сунь ему онучу в глотку!
—Лучше язык отсекни!
—Эй, полегче!— крикнул Завадский, догадавшийся зачем Аким орет.— Только он знает, где пушнина!
Тем временем, среди остальных братьев, прятавшихся в это время у дороги за курганом, первым услыхал знакомый голос Бесноватый. Он взбежал на холм и увидел, как по дороге в их сторону несется обоз из четырех крепких телег, запряженных в резвые пары в сопровождении шести всадников. Обоз обгонял тележенки и сани, которые волокли по лужам обычные лошаденки. Некоторые от греха подальше теснились к обочине, останавливаясь, встречные шарахались в ужасе.
Бесноватый свистнул и скатился к остальным.
—Зело живо несут!— бросил он, прыгая в телегу.— Не спусти!
Как только четыре телеги прогромыхали мимо них, Савка управлявший первой телегой, вырулил из елового перелеска на дорогу. На двух телегах они поехали следом, но догнать умчавший уже метров на сто обоз было нереально. А на первом же распутье они поняли, что и выследить их не смогут. Тут бы конечно, не помешал бы хороший следопыт Антон, но тот как назло был в числе узников.
