—Когда будет?
—Доложить позабыли.— Усмехнулся казак.— Второй дни нету. Ступай ежели хочешь к дьяку в приказную избу.
Делать нечего — Филипп решил пойти, потолковать хотя бы с дьяком. Ярыжка тут же на чурке записал их имена в большую книгу, размером чуть меньше него самого и пока он записывал, Завадский заметил, что тот ставит возле их имен какие-то пометки. Приглядевшись, он увидел, что напротив имени Акима написано «гусь чванливай», напротив имени Антона — «разбойная рожа», а сам Филипп поименован был «архиереем с большой дороги».
Завадский хмыкнул и направился с братьями в центр острога, где размещалась привычная уже деревянная церковь. За нею как говорили, находилась приказная изба. Филипп обратил внимание, что Нерчинский острог немного отличался от всех ранее виденных им острогов. В частности к северной стене его был пристроен как бы еще один внутренний маленький острог прямоугольной формы со стенами из тынов той же высоты, что и частокол основных стен. Над ними возвышались башенки хором с резными петушками. Ворота, ведшие в этот мини-острог были закрыты, у них стояли два высоких статных стрельца с бердышами — более похожих на тех, которые ограбили их обоз. Завадский догадался, что этот внутренний мини-острог был местом обитания высшей власти — воеводы и вероятно какого-нибудь дьяка или письменного головы.
В приказной избе было многолюдно, шумно и в целом встретили их высокомерно. Завадский даже испытал дежа вю — будто пришел в какую-нибудь госконтору за справкой. Какой-то мелкий служилый велел встать им в общую очередь, состоявшую из разночинной публики — от подобострастных холопов, падавших на колени, едва доходила до них очередь до каких-то важных пузатых священников. Более всех уверенно себя держали здесь всякие целовальники и подьячие посланные с бумагами из земств. Ярыжные собратья принимали их радушно и без очереди, обмениваясь шутками-прибаутками. Профессиональная солидарность.
Аким разумеется, терпеть такого не стал. Он обернулся, со скепсисом поглядел на Филиппа и Антона.
—Ну? Еже встали яко девки на смотринах?!— произнес он отрезвляюще и нагло расталкивая локтями толпу попер прямо на дьяка, сидевшего за отдельным столом в дальнем конце избы.
Опомнившиеся Филипп и Антон поспешили за ним. Никто не решился их остановить.
Дьяк — полный, тестолицый, со сверкающей лысиной, устремил на них слегка удивленные глаза.
—А ну сказывай, еже за плищь [неразбериха] у вас в разряде деянится?!— гневно вопросил Аким.— Разбойники ни даже под острожными стенами без зазору важных гостей пищалями стращают!
—С челобитной тудыть!— кивнул куда-то в сторону ничего не понявший дьяк и тут же позвал какого-то Прошку.
Тотчас подскочил худой подьячий с улыбчивым лицом, но ничего делать не решался — просто стоял подле.
—Я те дам тудыть!— Аким схватил дьяка за отвороты ферязи, потянул из-за стола.
Худой подьячий дернулся было к ним, но Антон взял его одной рукой за шею.
Филипп заметил, что кругом воцарилась тишина, только подьячий хрипел, да дьяк часто дышал. Медленно обернувшись, он увидел, что все замерли и смотрят на них. Почему-то вспомнились эпитеты, которыми наградил их ярыжка в книге. Вот стало быть, как их видят со стороны — разбойниками. К собственному удивлению, Завадскому стало стыдно, и одновременно обидно за братьев.
—Ладно,— сказал он тихо,— пойдем отсюда, братья.
Едва они вышли на улицу, тотчас раздались нарастающие оглушительные пересвисты на разный манер, лай собак и топот копыт.
—Воевода! Воевода едет!— закричали с разных сторон.
Следом через распахнутые ворота в острог проскакали восемь всадников, за ними ни много ни мало — запряженная в четверку английская карета. Всадники поскакали дугой, а карета лихо затормозила у ворот внутреннего острога. Из нее вышел белобородый пожилой сутулый мужичок в красном кафтане при золотом поясе. По тому как суетилась вокруг него богато одетая свита, Завадский понял, что это и есть воевода.
—Гляди-ка, брат,— сказал зоркий Антон, указав в сторону.
Оттуда к воеводе приближался тот самый рыжебородый, которого Филипп видел сегодня вместе со стрельцами, которые их ограбили. Его сопровождали пять-шесть охранников.
Воевода обернулся на топот копыт вместе со свитой и любезно, как будто даже почтительно поприветствовал спешившегося рыжебородого. Тот нагнулся к старичку и по-свойски положив руку ему на плечо, что-то сказал, и оба они засмеялись.
—Во те на,— протянул Аким,— мнится мне еже овый рыжий хмыстень зде навроде нашего Истомки.
—Валим отсюда,— быстро сказал Завадский.
—Чаво?
—Уходим.— Повторил Филипп сквозь зубы и двинулся в сторону, по большой дуге, чтобы церковь и расстояние поскорее спрятали их от тех, кто толпился у ворот мини-острога. Оттуда раздавался многоголосый хохот.
Антон с Акимом, так же как Филипп, вдавив голову в плечи слегка боком спешили за Завадским, пока церковь полностью не скрыла их.
За церковью Филипп кивнул в сторону моста — пройдем там дескать мимо амбаров. Они уже вышли было, но тут снова раздался свист и топот и вместе со стрельцами в острог ворвался звероликий коротышка. Завадский нырнул обратно. Все трое прижались к церковной стене. В это время из приказной избы вышел тот улыбающийся подьячий, которого Антон хватал за шею и посмотрел на них. Двигался он же он как будто к мини-острогу.
—Обложили, поганцы!— выругался Аким.
—Черт!— Завадский покрутил головой.— Пошли! Башками не вертите. Идите быстро, но уверенно, как будто по важному делу!
Так и сделали. Завадский широко шагал, деловито поглядывая на амбары и лабазы слева — дескать какой-то хозяйственный купец идет себе по делам с двумя рындарями, да заодно интересуется архитектурой складских построек в остроге. Краем глаза, он видел на другой стороне пеструю многолюдность. Он будто физически ощущал исходившие оттуда густые волны угрозы. Филипп ругал себя за глупость и самонадеянность. Это там — на юго-востоке Томского разряда он хозяин и важный человек, а здесь он никто, простой разбойник с раскольниками, которых закон обязывает сжигать в срубе. Тьфу ты черт, неужели он угодил в эту ловушку? Сейчас он как никогда понимал, что значит ходить по краю. И на что вся его надежда? На липовую грамоту и собственную наглость? Так себе защита.
Антон поравнялся с ним, Аким шел сзади, почти впритык. Вот уже впереди распахнутые ворота — шагов двадцать до них. Ярыжка записывает в свою книгу каких-то ходоков в косоворотках, из ворот показались конские морды, тащившие тяжелую подводу. Но больше всего Филиппа угнетало отсутствие громкого смеха справа. Не смотри, сказал он себе. Вот уже ворота. Казак с подбитым глазом нагло оглядел его, хотел сказать что-то, но только кивнул и перевел взгляд в сторону — туда, где стояла толпа с воеводой и рыжебородым.
Свисты оглушили, следом стремительно набегающий конский топот. Лошади, ходоки, казак — слишком многолюдно в воротах, успел подумать Завадский, какая-то искусственная возня. В раздражении Филипп оттолкнул ходока и бросился бежать, братья сорвались вместе с ним. Но крики и топот уже совсем рядом, следом какая-то чудовищная сила опрокинула Филиппа с ног.
