—Да токмо ради моего покою. Ты не пужайся, с братца твово и волосок не спадет, спрячем ево в тайной коморе. Кормить-поить будем вдосталь. А егда в субботу ты явишься вот и заберешь братца своего.
—Хреновая идея.
—Чаво?
—Так не пойдет.
—Ну, Филиппушка,— елейно заговорил воевода, крепче вцепляясь в руку перепуганного Савки,— ежели так не пойдет, стало быть не все убо гладко, яко ты расписал, из чего следует, еже покамест и я откажусь.
—Просто… мой брат тут вообще не причем, он просто конюх.
—Яко ведаешь.
Иван Иванович хитро прищурился, глядя в откровенно растерянное лицо Филиппа и отпустив Савку, крикнул:
—Афанасий! Пора нам!
—Я пойду, братец!— сказал вдруг Савка, уверенно глянув в лицо Филиппа.— Кольми спрячут меня, так и добре, а в субботу же встретимся.
—Во-то!— подтвердил воевода.
Завадский посмотрел на Савку.
—Пойду, Филипп,— повторил он уверенно и обратившись к воеводе, добавил,— а ну показывай идеже зде тайные лазы!
Воевода расплылся в улыбке.
—Хорошо!— сердито согласился Завадский.— Это твоя гарантия, но пусть будет и моя — как будет сделано дело пускай брат мой встречает меня на дозорной башне острога!
Воевода протянул ему сжатую в кулак руку. Завадский, впервые увидевший здесь этот жест, ничего не придумал лучше, чем стукнуть по ней своим кулаком.
Иван Иванович засмеялся.
—Во-то сегда уговорилися, братец.— Сказал он напоследок и вместе с помощником своим и Савкой направился в пономарную.
Глава 26
С трудом без Савки, Филипп кое-как управляя парой, только в ночь добрался до условного места, где поджидали его Данила с Антоном. Завадский был не в духе, молчал, рассказал только о том, куда подевался Савка, и велел по прибытию немедленно искать новые места для укрытий.
Последнему удивился Данила.
—Все изместья меняем, Филипп?
—Все.
—Почто же?
Завадский не ответил, а Антон сидевший рядом с Филиппом потянулся вперед и дал управлявшему лошадьми Даниле легкий подзатыльник.
—Дурень! Топерва у них тот, овый о нас все ведает!— сказал он, после чего воцарилось тягостное молчание.
* * *
На следующий день Завадский встретился с Артемьевым на заброшенном зимовье кочевников в сосновом отъемнике примерно в десяти верстах к северу от Томского острога. Артемьев якобы дознавался по следу беглых холопов, учинивших расправу над земским бурмистром в Волочаевской сепи, продолжая исполнять поручение Карамацкого. Надо признать бунты и убийства купцов и даже приказчиков в небольших острогах охватили весь север разряда от Томска до Кети. Даже Завадский слышал о них, едва ли не каждый день.
Подполковник выглядел спокойным и расторопным, Филипп с самого утра был задумчив и хмур.
—Воевода признает тебя новым полковником.— Сказал Завадский подошедшему Артемьеву.
Тот заглянул ему глаза.
—Благая весть. Обаче я хотел бы услышать сие от него.
Филипп покачал головой.
—Встреч с ним больше не будет. Слишком опасно. Теперь все общение только через его помощника.
—Я же рискую своей шкурой.
—Мы все рискуем, но ты получаешь больше всех.
—Ты еже сице зело сердит?— улыбнулся Артемьев.— Какой помочник?
—Афанасьев.
—Еже истынь [друг]. Афанасий верный пес его. Сойдет! Собавь [объяви] нам встречу.
Завадский посмотрел в глубину леса, неохотно кивнул.
—Во-ся! Сие годе!— хлопнул его по плечу Артемьев и вскочил на коня, которого подал ему Бартошников.— Не тяготись, Филипп, буде мало потом и твоя лихва [прибыль]! Паки повечеряем с тобою!
Завадский остался один. После вчерашнего случая с Савкой он решил не брать никого с собой на такие встречи. Он поглядел вслед поскакавшим по просеке Артемьеву с Бартошниковым и двинулся было следом, однако далеко уйти ему не удалось — сделав несколько шагов по округлой полянке, вырубленной для зимовья, из лесу со всех сторон со страшным нарастающим криком выскочили на него разномастные всадники — не то холопы, не то казаки, а более всего похоже — разбойники. Они принялись бешено кружить вокруг него, поднимая снежные вихри. В окутавшем снегу мелькали конские морды, зажатые в руках ножи, батоги. Внезапный удар свалил Завадского с ног. Он тотчас вскочил, но очередной удар батога даже через бушлат больно ожег ему спину.
Он упал на колени, топот копыт утих, снежная круговерть оседала, обнажая силуэты опьяненных анархической силой вчерашних невольников — служилых и холопов. Многие из них спешились, и открыв рты с любопытством предвкушающих кровавую потеху простолюдинов глядели на захваченного купца. Завадский поставил ногу, чтобы подняться, но удар кулаком в лицо снова опрокинул его. Сев кое-как на колени, он увидел крупные капли собственной крови на снегу. Надвинулась тень. Перед ним топтался тяжелый конь в малиновой попоне, на котором восседал Истома.
Завадский прошелся взглядом по его расписным красным сафьяновым сапогам с загнутыми носами, заправленным в них шерстяным ноговицам, роскошному темно-синему суконному кафтану с золотыми нашивками. Лицо Истомы с его неизменным проницающим взглядом вкупе с прямой осанкой делали его похожим чуть ли не на римского императора из какой-нибудь пафосной эпопеи. Очевидно на его новое войско, все это производило впечатление, но Завадский не сумел удержаться и растянул окровавленные губы в улыбке.
—Эти шмотки тебе не идут,— сказал он плюнув кровью в снег,— в лаптях и драном зипуне ты выглядел каноничнее, а в этих похож на ряженую обезья…
Договорить Филиппу помешал очередной удар. Сразу же его схватили, и снова усадили на колени. Истома уже спешился и опустился на одно колено перед ним.
Шею Завадского кто-то прижал отточенным лезвием сабли, надавив сзади коленом и вынуждая держать голову прямо. Он видел две руки в перчатках по обе стороны от своей головы.
—Быстро ты забыл, что я сделал для тебя.— С трудом проговорил Филипп, стараясь не двигать головой и шеей, но ходивший кадык неприятно скоблило лезвие.
Истома как обычно немигающе глядел ему в глаза.
—Я не забыл. Но я не забыл и то, еже ты заставил меня сделать.
—А ты думал что я тебе сраный волшебник? За все надо платить.
—Ты платил?
—Всю свою жизнь.
—Обаче видать, того мало.
—Что тебе нужно?
—О сем тократ [только что] ты толковал зде с псом Карамацкого?
Завадский криво улыбнулся.
—А что у него спросил? Кишка тонка?
