—Вонми, иди теперя домой, ин еже кто спросит по пути, скажешь захворал,— говорил воевода, поглядывая как Карамацкий со своей гикающе-свистящей ватагой покидает острог,— на деле же бери лучшего коня и тайно скачи в ночь на Волацкую ярмарку, да сыщи там Гегама, что торгует железными яблоками…
* * *
Завадский стоял перед иконой Спасителя, удерживая в руках тонкую восковую свечку и сосредоточенно смотрел на крохотное колеблющееся пламя. В церковном полумраке огоньки плясали в тронутых слезами глазах. Покатившаяся со свечки капля воска обожгла пальцы. Игнорируя боль, Филипп поднял взгляд на икону. Изображенный Спаситель походил на безумца — возможно все дело в скудости света и избытке черного цвета в потемневшей от времени иконе. Завадский видел только глаза, тьма скрадывала все что ниже, краска сливалась с ней. Приподнятые к переносью брови изображали скорее крайнюю степень меланхолии нежели скорбь, а темные тона сгущали степень расстройства. Завадскому показалось, будто гнетущий взгляд сгущает пространство перед собой, смешиваясь с его ядом и был рад, услышав тихий кашель позади.
Там, в глубине притвора запертой церкви на сундуке со свечками сидел Савка, которого он взял, несмотря на уговор о встрече один на один. Завадский все еще не уверен был в своих силах справиться с лошадьми в самый ответственный момент и потому взял с собой лучшего конника.
Позади раздались шаги, но точно не Савкины — идущий куда тяжелее, скрипят половицы, стучат каблуки, тяжелое дыхание. Незнакомец остановился позади в трех шагах. Завадский почувствовал запах имбиря — в прошлую встречу он тоже его излучал.
—Яко мочно сделати, еже сказывал?— раздался за спиной голос воеводы.
—Удивляешь, Иван Иванович.— Улыбнулся Завадский, водружая свечку на кандило.
Воевода подошел к нему, встал вровень перед иконостасом, перекрестился на Спасителя, затем на икону Казанской Божией Матери, поклонился.
Завадский обратил внимание, что вместо снега, шубу воеводы покрывает какой-то песок.
«Подземные ходы»,— догадался он и обернулся. Позади у ступеней амвона переминался с ноги на ногу коренастый мужик в коротком тулупе — тоже весь в песке. Завадский узнал в нем посланца воеводы на Волацкую ярмарку.
—Уговаривались один на один.— Сказал он.
—Поэтому приволок с собою разбойника?
—Это брат мой, а не разбойник.
—Еже мне до того?
—Я не против, но скажи своему человеку, чтобы отошел.
—Овый мой человек верный. Почитай он мне тоже брати.
—Ладно. Но больше без сюрпризов. Идет?
—Яко звать тебя?
Завадский посмотрел на воеводу.
—Филипп.
—Наперво, скажи мне, Филипп, еже колитву сию ты зришь?
—Ты назначишь ему встречу в субботу днем. Придумай убедительный повод….
—Охолони! Ин сказывал ты поминаю еже деяние сие обойдется без моего участия.
—Грязную работу выполнят другие люди, но только к тебе его можно выманить без охраны.
—Не годе.— Покачал головой воевода.
—Я не пойму, чего ты боишься? В отличие от других, ты единственный кто ничем не рискует. Кроме того, это часть плана. Дело будет обставлено так, будто спятивший Карамацкий напал на тебя, а убивший его тебя защитил.
—Овые то люди?
—Надежные. Они прибудут загодя, и сядут в соседней от твоей коморе, сделают дыру в стене, будут слушать. Как явится к тебе Карамацкий, будь готов. Все произойдет быстро.
—Обаче с ним рындари. Двое присно дожидаючи ево за дверью.
—Я знаю. Двое это не проблема.
Воевода почесал бороду.
—Иде буде ты? С ними?
—Я приду как только все закончится.
—Стало быть то не твои люди?
—Конечно нет! Мои привлекли бы внимание.
—Ин кто они?
Завадский внимательно посмотрел на воеводу. Тот в ответ глядел спокойно, ожидая ответа.
—Тебя «спасет» Артемьев. Взамен ты назначишь его новым полковником.
Воевода вскинул брови.
—Во-ся… Ну и ну! Артемьев! И не подумал бы.
Завадскому показалось, что этот вариант воеводе понравился. Впрочем удивление на лице Ивана Ивановича сменилось какой-то мрачностью.
—Ин ов его стольник! Ты уверен, еже тебя не водят за нос?
—Уверен. За право стать твоим псом он согласился участвовать в этом. Но это его условие. А теперь о моих. В твоем разряде есть приказчик Причулымского острога Мартемьян Захарович, смещенный человеком Карамацкого Пафнутием Шелкопером. Указом своим назначишь Мартемьяна Захаровича воеводой Красноярского уезда.
—Уезда?!
—Именно. Отдашь в управление ему четыре острога — Кузнецкий, Ачинский, Причулымский и Красноярский с правом назначать приказчиков. Ясак с них будет поставляться в Томск по верной переписи. К этому — право торговать без откупов и сборщиков моим людям в уезде. В ответ получишь защиту юго-восточных границ разряда от киргизов и кочевников.
—Целый уезд,— усмехнулся, цыкнув воевода,— тебе палец в рот не клади.
—Ты хотел сказать Карамацкому.
Воевода поджал губы, кивнул.
—Чаю размен гожий, я согласен.
—Значит, договорились?
—Яко он сдохнет?— неожиданно спросил Иван Иванович.
—Не знаю. А что, это важно?
—Пущай хочь бо еже не быстро. Хочу чтобы он видел меня, донележ [пока] подыхает.
—Понимаю, но лучше все сделать быстро.
Воевода вздохнул и мелко понимающе закивал.
—Так… по рукам?— спросил Завадский.
Воевода как-то неприятно скривился.
—Ин еже бо… смущение одно имеется.
—Что еще?
—Складно сказано, токмо едино не достает, обаче ведаю как решить сие. Довесок надобен.
—Какой довесок?— недовольно спросил Завадский.
Иван Иванович махнул Савке, сидевшему в глубине церкви.
—Эй ты! Поди-тко сюды!
Савка сверкнул глазами в сторону Завадского, тот неохотно кивнул.
—Во-ся,— сказал воевода, беря подошедшего Савку под руку,— дивно расписал ты все, Филипп, и допускаю аз, еже такожде бо еже и станется, обаче не таи обиду, ин еже опасность имеется и для меня, посему сице не уразумел я — кто же ты таков.
Завадский начал сердиться.
—Да какая разница!
Иван Иванович цыкнул.
—Большо не важно, а негли бо есть. Ты сказывал овый братец твой?— воевода тряхнул Савку за руку.— Я возьму его с собой в острог, яко аманата.
—Зачем это?
