—Борис!— воззрился проницательным взглядом на него Истома.— Две твои пригожие дочери в гаремной избе Карамацкого. Еже станет с ними, после игрищ овово прелюбодейника?
Лицо целовальника потемнело, а сидевший рядом с ним купец Пеликан вскочил.
—А ну же не плющи, выборзок!— закричал он.— Ин убо поделом — верно высекли тебя, язык что помело!
—Простите, братья старшие, обаче годе сказывать о сем.— Примирительно, но при этом твердо сказал Истома.— Нас всех выбросили в выгребную яму в своем же доме. Растоптали нас. Ты, Пеликан, все отдал безродным клевретам Карамацкого, еже строил всю жизнь. Откупщики ево обобрали тебя пуще разбойников. Но им и теперь мало! Они разоряют твой дом, твою семью, яко пауки, пока не сожрут тебя и твоих детей до костей. Ты убо отдал сына своего в закупные холопы? А ты быти зде большим промысловиком, твой товар покупали ни даже цины, хозяином Сибири зде быти, а стал кем? Рабом безродных вымесков!
—Довольно с меня!— купец схватил шапку, двинулся к дверям. Истома встал у него на пути.
—Ну, байник, пресноплюй, до нежды раны растревожил, а толку?— усмехнулся десятник Кроль.— То без тебя мы все сие не ведали? Благодари Бога еже…
—Тебе не смешно, Кроль?!— закричал Истома.— Ты теперь яко Филофей трусость свою буде волей Господа покрывати? Да не смущается сердце ваше и да не устрашается! О том толкуешь?!
—А что ты предлагаешь, сумасброд?!
Истома улыбнулся, положил руки на плечи стоявшему перед ним Пеликану.
—Сядь, Пеликан Давидович.
Купец повиновался, неохотно вернулся на лавку, но смотрел на Истому недовольно.
—Я присно думал о том и чаял уже будто ответа и не сыщу, пока не повстречал людей, овые зовут себя братьями. Они зде недалече, на юге живут уже так и вскоре буде и тут. Они построили град Солнца, забрали в область себе все ближние остроги, стязателей, проклятых — приказчиков и полковников насадили на пики и живут вровень между собой все — казаки, староверы, стрельцы, холопы, решая все братским кругом. Силы их нужа — целое войско и ежели сумели они, паче сумеем тщимшись и мы, убо ведаете сами, силы такие в нашей земле бо еже. Вы знаетесь с народом — с хрестьянами, просильцами, посадским людом, простыми казаками и стрельцами, ведаете яко растет их возмущение мытарями. Воевода, Карамацкий, клевреты их, откупщики, разбойники — еже одна ватага, овую скинем мы, елико тоже станем силою, единако братьями…
Троица надеявшаяся было получить дельный ответ, почувствовала себя обманутой, снова приуныла — переглянулась. Купец с бескомпромиссной уверенностью на этот раз натянул шапку, целовальник покачал головой, а десятник Кроль поворотив лицо в стену — цыкнул.
—Вонми-ка, Истома.— Сказал он.— Елико я живу, все слышу такие сказки. То царствие божие, то огнеопальное спасение, теперя во-ся Солнечный град. Блядство какое. Уж ты-то не зазорься, чай борода уже не первый год.
—Слыхивал я про тот град, да прав Кролюшка — слухи все это,— поддержал старого друга целовальник,— по молодости ты охоч да сказок, Истома, да мы уж за жизню наслухались всякого. Одно правдой оказалося — Стенькин поход, да и то погуляли недолго — четвертовали «царя народного» на Болоте. Ин ладно, пора мне.
Целовальник упер руки в колени, намереваясь подняться, но Истома взмахнул обеими руками.
—Обождите! А елико покажу я их вам и самолично они обо всем скажут?
—Кого?
—Новых братьев моих! Из Солнечного града!
На этот раз встали разом все трое.
—Ты уж прости, Истомушка,— сказал десятник,— не ведаю смогу ли вновь от служебных дел отлучитися, да паки ради бродяг, овые тебе яко отроку доверчивому лапши навешали.
—Не годе, Кроль, сызнова собираться. Зде они, выслушайте их, да поглядите сами.
—Иде зде? В лесу?!— удивился целовальник.
—Досталь умом тронулся!— махнул рукой купец.
Троица пошла к дверям, но прежде к ним подскочил Истома, и отворив, крикнул в мороз:
—Заходите, братья!
Сначала ничего не произошло, а после за дверью послышался приближающийся многоголосый говор. Троица замерла, глядя на приотворенную дверь. С громким скрипом она вдруг распахнулась и стали в избу один за другим входить крупные воины. Тут были Филин, Данила, Аким, Антон, братья Егор и Бартоломей, головорез Мартемьяна — Сардак и несколько бывших стрельцов и казаков из южных острогов. Кроль узнал в толпе, внезапно заполнившей тесную избу Андрея Носова — молодого десятника из отряда Пафнутия, одного из верных людей Карамацкого, который был отправлен полтора месяца назад принужать Причулымский и Ачинский остроги. Только кафтан его был непривычен для их сотен — не худ и залатан, а новенький, шерстяной. На ногах — кожаные расписные сапоги с загнутыми носками. На плече — иноземный дробовик с серебряными накладками, на поясе — сверкающая есаульская сабля. Остальные воины тоже как на подбор — крупные, сытые, добротно укомплектованные. Кое-кто в кожаных перчатках, а кто без них — при одном-двух перстнях на пальцах.
Однако больше всего поразило отступившую к лавке троицу — как по-свойски приветствовал их Истома и как они обнимали его в ответ, будто брата.
—Братья!— воскликнул Истома, показывая вошедшим воинам на троицу,— овые люди верные. Они знали отца моего. Знайте, верить им годе яко мне.
Кое-кто из «братьев» кивнул, троица тоже ответила неуверенными кивками.
—Андрей же ты?!— осторожно обратился Кроль к бывшему десятнику Пафнутия.
—Здравствуй, Кроль,— вальяжно кивнул ему бывший сослуживец.
—Верно ли сказывает Истома о Солнечном граде, и еже живете онамо вдосталь, а всех мытарей скинули на пики?
—Верно,— спокойно подтвердил Носов,— токмо зовется наш град Храмом Солнца.
—А еже сталось с Пафнутием и хлыщом его верным сученышем Феодорием Терпиловым?
—Пафнутия вздернули мы в Причулымском остроге, онамо дозде в петле болтается иным гостям в назидание, а извратнику Терпилову, что сечь любил казаков да стрельцов, отсекнули голову и скормили мартемьяновым свиньям.
Троица переглянулась.
—И живете в достатке?
—Яко никогда ни живали. У нас на всех целый град больше Тобольска.
—Никто не ущемляет?
—Ни даже. Поборы, ясаки сами себе платим.
—А правду сказывают, что посреди вас воевода некто разбойник и колдун Филипп, а при нем демонолицый черт во устрашение?— спросил целовальник Шелкопряд.
—Есть среди нас воин Филипп,— кивнул Данила,— токмо не разбойник он и не воевода, а брат нам яко и все мы промеж собою.
—А кто же правит вами?
—Ин никто не правит, сбирается круг и на ем все сказывают и решают братским советом.
Вперед выступил Данила.
—Ежели хотите быти хозяевами у себя и верно сказывает брат наш Истома, еже лютуют ваш воевода с рындарями, стало быть легко люд поднимете.— Сказал он.
