—Вассиан, я…— начал Антон, но Завадский перебил его:
—Просто они знают, что ты задумал.
—Молчи!— площадным гласом воскликнул старец, так что все вздрогнули разом вспомнив, что когда-то этот старец умел сводить с ума целые толпы.— Блядский сын! Как смел явиться ты милостью пущенный амо диавол направеше? Искушай плоть мира пагубного, коей ты грязного семени отродье!
Старец поморщился, видимо от боли и сощурил лукаво глаза, спокойно возложив руку на стол рядом с крестом.
—Ин аще так, исть воля наша, а воли Божия всех рассудит. Возьмем его на причастие. Авось ево душа черная светлее станет. Токмо сведите его, диавол супротивится буде. Данилко! Егорий! Хватайте подлеца и вяжите. Да рот кляпом заткните!
Егор шагнул к Завадскому, но Антон и Данила резво выхватили из-под кафтанов данные Мартемьяном Захаровичем пистоли и нацелили их на людей Вассиана.
Все замерли. Старец захлопал глазами.
Завадский, стоявший все это время смиренно опустив голову, медленно поднял взгляд.
—Филин,— сказал он негромко, глядя своими небесными глазами в слюдяное оконце между Вассианом и Филином,— если ты еще думаешь, какую сторону выбрать, то время определяться настало.
Великан обвел всех хмурым взглядом и остановил его на Вассиане. Тот глядел в ответ на Филина с жадным нетерпением.
Медленно, будто старый медведь, сдвинулся Филин, подошел к Завадскому и встал за его спиной. Шаги его тяжелые в абсолютной тишине оглушали. Все так же хмур был его взгляд, смотревший с тем же спокойствием на Вассиана, который тоже не спускал с него глаз и, казалось, потерял дар речи.
—Я слишком долго молчал и слушал,— сказал Филипп, стоя меж Антоном и Данилой, продолжавших держать в обеих руках пистолеты,— среди прочего шума, громче всех звучала твоя лживая болтовня. Но лишь однажды твои слова задели меня. В тот день, когда ты назвал меня вором. Посаженный тобою на цепь, я долго думал над ними и понял в чем дело. В тот единственный раз ты сказал правду.
Завадский медленно двинулся к Вассиану. Егор дернулся было, но Антон поднял ему в лицо пистоль.
—Я вор, хотя ничего не крал. Я сын вора и вор по духу.— Подойдя вплотную к старцу, Завадский наклонился, и почти прошептал ему в лицо: — Но с чего ты взял, старый маньяк, что вор не сможет стать королем?
Вассиан сидел, замерев с открытым ртом, не спуская глаз с бывшего преподавателя. Похоже, будто он и впрямь потерял дар речи. Впрочем, узнать об этом было уже не суждено.
Филипп развернулся и спокойно, ни на что ни глядя направился к выходу.
Первый выстрел грянул, когда он выходил из горницы, второй — когда выходил из сеней. Следом раздались крики. За спиной Завадского двигались силуэты Антона и Данилы стреляющих поочередно из однозарядных пистолей. Последним выстрелом в голову был убит Антип. Старец с кровавой раной на груди мертвыми глазами смотрел на Филиппа через два дверных проема, но тот даже не обернулся. Он втянул свежий предгрозовой воздух, закрыл ненадолго глаза и открыв, спокойно посмотрел на храм перед собой.
Глава 12
Страшно оказаться в молчаливой толпе ожидающих смерти. Он испытал давно забытое волнение. Опытный преподавательский глаз разом оценил — человек за двести и взгляды всех устремлены на него. Никто не спит, не болтает и не смеется. Только приглушенно воет младенец где-то в углу под клиросом. Вассиан не терпел крика младенцев и запрещал брать их на проповеди, но теперь собрал всех. Храм без окон, похожий на вытянутый амбар с пятиметровыми стенами, вдоль которых лавки в несколько рядов, немного свечей, больше лучин, почти мрак. Все понимали зачем они здесь, но глядя в беззащитные лица Завадский видел, что инстинкт все-таки сильнее и веры, и крови. Хороший знак. Но зачем он здесь?
Завадский шел к импровизированному амвону, который соорудил для себя Вассиан в виде небольшой сцены. Никто его не остановил, никто не окликнул, не спросил зачем он идет туда. Только сгущалась тишина, разрываемая стуком его каблуков. Пять высоких ступеней, под ликом Христа, чьим именем он собирался предать всех огню.
Завадский поднялся, и поглядев сверху на сверкающие страхом глаза на мгновение почувствовал себя тем, кем никогда не был. Легкий мандраж начинающего преподавателя перехватил дыхание.
Все ждали, но он не спешил. Он молча стоял почти минуту сцепив руки и опустив голову. Община смотрела на темную высокую фигуру и пляшущую тень за спиной. Наконец, он поднял лицо к подпотолочному мраку и заговорил. Сначала задумчиво, неуверенно, а потом слова его стали нагреваться.
—Когда-то… Когда-то, вы удивитесь, но люди построят такой корабль. Они построят его из железа, и он правда будет похож на храм. Люди назовут его «Восток-1» и посадят в него человека. Огонь оторвет его от земли и поднимет выше птиц, выше гор и выше облаков. Человек в корабле увидит, что находится за небом. Сначала он увидит мглу и увидит в ней Солнце, Землю и Луну. Затем он оглянется вокруг, посмотрит вниз и наверх и увидит, что мгла бесконечна и в этой мгле бесконечны другие солнца, луны и земли. Потом люди построят новый корабль. Он поднимется еще выше и привезет людей на Луну. Люди увидят, что на Луне никого нет и посмотрят с нее на Землю. Они ужаснутся — как далеко они от этого крошечного шара на лунном небе. Как далеко они от дома. Им станет страшно, ведь так далеко от дома они еще не уходили. Они захотят вернуться. В мир, полный страданий, но который не погибнет от мора. Мир, сотворенный для них Господом, который они превратили в ад. Вы спросите, откуда я это знаю. Я видел это. Я видел, но я не избранный и не пророк. Меня не учили толкованию священных книг. Я только знаю, что свет, который нисходит на нас — тот, что называете вы духом Господнем или просветлением,— Завадский приложил ладонь к груди,— находится здесь. У каждого… У каждого из нас. Закройте глаза. Почувствуйте его прямо сейчас. Прислушайтесь к себе. Вы чувствуете? Чувствуете это тепло? Чувствуете?!
—Да. Да! Да!
Завадский посмотрел вниз.
Они закрыли глаза, приложили руки к груди — и мужчины и женщины к своим льняным рубахам и сарафанам и все как один кивали, кивали, и говорили. Соглашались. И в этот миг Завадский ощутил в себе росток той силы, с которой не могли совладать все эти вассианы и сразу понял почему. Лишь надвое ты можешь разделить ее. Лишь надвое.
—Вам не нужен владыка,— продолжал Завадский,— не нужны пастыри, рвущие друг другу глотки из-за перстов на иконах. Представьте, что видел тот человек в корабле. Песчинки в пустыне. На одной из которых глупый старик возомнивший, что Богу есть дело до того сколько отдает он ему поклонов. Господь смотрит на нас с любовью и сожалением. Но не туда направлены наши ответные взоры. Он не судья, чтобы бояться его. Мы все дети его и в каждом из нас его свет. Что нужно любящему родителю от детей своих? Разве их горелая плоть? Только если он сошел с ума. Разве Господь способен на такое? Но вы знаете кто способен. Тот, кто из зависти убил родного брата. Где правда и воля его?! Не в старых книгах и не в церквях. Не в пошлых словах пастырей, требующих любви к мучителю. Помните кто они! Не дьяволы, но каины, избравшие себе грех нарекаться его пророками! Несчастные заблудшие братья, не нашедшие в себе сил ни противостоять греху ни покаяться в нем! Он же с вами повсюду. Помните, кто есть любовь. Научитесь слушать. Научитесь видеть. И научитесь верить тому, что говорит вам сердце.
