—Так вы, стало быть, казеники?— спросил он как будто с интересом.
—Раскольщиками… нас кличут.— Ответил Данила, едва ворочая языком.
—Ин печати убеленные имеешь?
—Чаво?
Разбойник ударил Данилу в лицо.
—Разом видать оне себе еще и ум оскопляют.— Весело сказал разбойник и чуть понизив голос спросил.— Сказывай, на лошади ты какой пегой али белой?
—Прости, не ведаю, про что толкуешь.— выплюнул Данила кровь.
—Во дурень! Сице, говорю, вы тоже ето, уды отсекаете себе дабы черт не искушал?
Данила округлил глаза.
—Побойся Бога!
—Стал быть нечист? Поправим! Тишка, тащи стамеску!
Разбойники захохотали и один из них, коренастый побежал в землянку.
—Ты чего?— перепугался Данила.— Помилуйте, братцы!
—Какой же я тебе братец, я разбойник, дьяками клейменный, попами сеченный, грязная душа. А ты у нас чистый агнец божий, а паче станешь ангелом земным. Негоже святому хлысту с ключами ада по миру таскаться.
—Харя, кровью же истечет, пропадет товар.— Подал кто-то голос.
—Не истечет, кочергу накали, прижгем!
Разбойники сбросили Данилу с телеги, потащили к костру. Он дергался, упирался, усиливая хохот разбойников. Другие связанные в неудобных позах пленники тоже пришли в беспокойство.
—Рви ему порты!— крикнул ладный разбойник в выцветшем бешмете и сапогах, которые прежде носил Филин.
—Горазд ты указывать, Асташка. Поди удержи — лягается аки бык.
—Чичас обрежем — успокоится.
Огонь костра плясал в бородатых лицах, удлинял их, делал страшными.
Завадский, наблюдая за всем этим с холма, лихорадочно соображал, но в голове — ничего, только недавнее прошлое. Думалось тяжело, а время шло. Сейчас изувечат Данилу. Антон молча хлопал глазами, сжимая отточенную корягу. Бежать с кольями на шестерых разбойников, вооруженных саблями и топорами — самоубийство, а то и хуже — занять место Данилы. Новый голос приказывал ждать, но ждать он не мог, продолжал лихорадочно терзать ум. Вдруг мысль пришла.
—Ты по-медвежьи реветь умеешь?— толкнул Завадский Антона в бок.
—А то!
—Ну-ка реви!
Антон поглядел неуверенно на Завадского, затем чуть приподнялся, откашлялся, и свернув набок губы, утробно заревел. Сначала негромко и неуверенно, как будто спросонья, а потом — надо отдать должное, заревел пострашнее даже встреченного ими сегодня медведя.
Утробное «у-у-у» катилось по лесу. Где-то забеспокоилась сова, заухала. Несколько крыльев зашуршали в темноте.
Разбойники притихли, оборотились к лесу, присели, обнажив сабли. Тот, кого звали Харей, уставил на лес внушительный черный палаш.
—Недалече бродит.— Сказал коренастый.
—На огонь не пойдет.
Разбойники посидели, но вскоре вернулись к истязанию Данилы, правда без прежнего задора — нет-нет, да и обернется кто-нибудь.
Антон сполз поближе и заревел погромче и пострашнее.
Разбойники снова обернулись, замерли как мартышки.
—Зело свирепо лает, мохнатый черт! А кровь учует — взбеленится.
—Медведица то, медвежонков утеряла. Ненадобно ей.
—Всяко ненадобно, Тимоха, ендова и тово, такой зверь одной лапой разорвет, а второй прихлопнет. Карауль теперь!
—Сам карауль.
—Сарынь, братва! Назавтра затемно в путь. Айда в землянку, а хлыстов раскидай против рогатин. Пущай их дерет ежели что. В караул пары. Тимоха и Бирюк ступайте до полночи!
Разбойники перевязали лошадей, растащили связанных Потеху, Филина и Данилу, выложив их тела полукругом перед входом в землянку, после чего похватали средневекового шашлыка и спрятались в землянке. У входа остались только двое разбойников на бревне.
Караульные ели, переговаривались. Это на руку. Завадский уже придумал план, теперь надо было только ждать. Дважды выходили разбойники из землянки справлять нужду, но Завадский с Антоном терпеливо ждали.
Им, как в задачке про колпаки и мудрецов требовалось, чтобы выходил только один из двух нужных. Просидели час, затем два. Завадский уже испугался, что сменится караул и придется менять план, но тут коренастый разбойник встал с бревна и осторожно озираясь сошел в лес.
Антон с Завадским были наготове. Оба держали камни. Да только Завадский поняв, что всерьез надо будет садануть этим камне по голове, хотя бы и разбойника, почувствовал, что из рук будто уходит сила. Но подсобил Антон — тот и двигался бесшумнее. Благо распознали от разбойников вдругорядь ходивших, отхожее место. Едва разбойник начал расстегивать кафтан, подкравшийся Антон засадил ему камнем по башке, так что шапка слетела. Разбойник повалился на бок. Стащили с него кафтан, сапоги, шапку забрали и саблю. Во все облачился Завадский. В нехитром расчете было проделать тот же трюк с караульным у землянки, в надежде, что не разберет в полутьме, что не товарищ в его одежде. Беда была только в том, что и Завадский, и Антон на порядок выше коренастого.
Завадский шел, глядя на приближающуюся спину разбойника, чувствуя нарастающую в членах предательскую слабость.
—Тимоха, ты амо по нужде, на Байкал-море хаживал?— спросил разбойник не оборачиваясь.
Завадский наблюдал как пламя пляшет на кривом ноже, который он точил.
—Угу,— промычал Завадский.
Разбойник замер, стал оборачиваться. Завадский подскочил и вместо виска камень угодил разбойнику в лоб. Тот лихо отскочил к костру, перекатился боком, и с криком «кря, братаны!» вскочил на широко расставленные ноги и попытался выхватить саблю, но не успел.
По какой-то причине произошедшее не испугало, а разозлило Завадского: саблей и я бы мог!
С яростью набросился Филипп на разбойника и пока тот хватал саблю успел дать ему камнем в висок, впрочем, удар снова вышел смазанным, они оба упали и принялись хватать друг друга за руки.
Тем временем Антон тенью скользнул к пленникам и перво-наперво споро принялся резать веревки Филину. Второпях порезал и самого Филина в двух местах, но сделал главное — освободил великана. Антон успел рассечь путы и Потешке на руках, лежавшему ближе других к землянке, но на него бросились первые выскочившие из землянки разбойники — Асташка с подельником. Оба размахивая кистенями побежали на Антона. Тот, услыхав скрип цепей с визгом ринулся к лесу. Уже у самого леса кистень Асташки, брошенный в ноги Антону остановил его побег. Разбойники бросились на него и принялись бить, а небыстрый Филин только-только поспевал ему на помощь.
Данила, единственный оставшийся связанным лежал на боку. Он крикнул было Филину, чтобы тот распутал его, но видя, что тому теперь не до него — Антона спасает, рассчитывал на Потешку, но увы — дела того тоже были плохи. Из землянки выбрался Харя и, хотя Потешка был крепок — что толку, отбиться голыми руками от палаша он не мог, а увернуться запутанным в ногах — тем паче. Обманным ударом Харя ударил его глубоко по шее, и теперь Потешка обильно истекая кровью с тяжелым хрипом агонизировал на земле. Харя сверкнул в отсветах костра страшной разбойничьей улыбкой, ловко крутанув в руке абордажным зубчатым палашом, отсекшим ни один десяток голов, направился к Даниле. В отличие от Потешки, руки и ноги Данилы накрепко были стянуты сзади крепким узлом. Харя провел кончиком палаша от незащищенной шеи Данилы по груди, животу до паха. Улыбнулся. С черного палаша капала кровь. Данила зажмурил один глаз, готовясь к худшему, но страшная тень перед костром пошатнулась, перестала излучать невыносимый страх и рухнула на Данилу с ножом в шее. Над мертвым Харей стоял Завадский. Руки его дрожали.
