Позади спорили Антон с Данилой, телега громыхала на кочках, пофыркивала лошадь. Никакой духоты, вакуумной тишины, никакого карлика…
Ветер гонял над полем первые осенние листочки.
Сон… Кошмар. Завадский вытер рукавом пот с лица.
—У паперти живучи слеп? Кто солому волок и дрова Вассиану? Не ты разве?— укорял Данилу Антон.
—На клырос да на покрытки!
—Зело глуп ты, Данило, яко дятел пестрый!
—Аз тебя пристегну!— Данила схватил плеть, соскочил с телеги, побежал на Антона, который любил ходить пешком.
—А поспешествует ли?
—Ну!— крикнул Завадский.— Уймитесь!
Данила обернулся, бросился к Завадскому. В глазах стояли слезы и виденное однажды — страх.
—Правда ли, брат Филипп?
—Что?
—Понеделью Вассиан соберет всех на огнеопальное причастие?
Завадский спрыгнул с телеги, посмотрел в спину едущему на первой Потехе — одному ему он не доверял.
—Ни кричи.
—Сказывай!— Данила схватил Завадского за рукав шелковой рубахи.
Завадский показал часы на цепочке.
—Мы успеем.
Данила замотал головой, перекрестился и оглядев всех бешеными глазами развернулся, собрался было бежать, но Завадский ухватил его за рубаху и будто по сигналу подскочил Антон.
—Пусти!— зарычал Данила, являя недюжинную силу.
—Говорю же — успеем!— прошипел ему в ухо Филипп.
—А ты о том ведал!
—И потому торопил тебя.
—Пустите, Христа ради!
—Куда ты собрался, Данила? Что задумал?
—Вернусь в скиты, челом бить буду пред владыкой! В ноги упаду.
—Вассиан задурманит тебе голову. Опутает лживыми речами. Да обвинит в ереси, что ты будто черт, который боится «причастия». Не хватало ему смутьянов.
—Правду Филипп сказывает.— Подтвердил Антон.
—Внегда сбегу!— Не унимался Данила.— Феодору и дите сымаю и в лесах спрячумси!
—Кто же тебя отпустит?— тихо сказал Филипп, обнимая Данилу одной рукой.— Как только ты вернешься в общину — навлечешь вопросы: почему вернулся, почему один. А псы Вассиана, завидев, что ты с семьей куда-то намылился, схватят тебя и доставят старику.
—Убо же делать, братцы?
Завадский поманил Антона и что-то зашептал обоим.
Обернувшийся с телеги Филин услышал только первую фразу:
—Перво-наперво добраться надо до острога…
Спустя сутки тревожного пути показался впереди, наконец, важный ориентир — Ачинский поворот и Завадский, тоже не совладав с нервами решил рискнуть и ради экономии времени поехать до острога по дороге. Так, всего через три часа, они бы встретились уже с Мартемьяном Захаровичем.
Поздно понял Завадский, что сам совершил то, от чего предостерегал Данилу — поддался порыву души, а не холодному разуму. Сначала туман соткал впереди на дороге двух всадников. Показалось — рейтары. Кони переминались с ноги на ноги. А потом всадники понеслись на них, набирая скорость.
—Тпру!— сообразил Потеха, потянувшись за дубинкой.
—Сар-р-р-р!!!— оглушило в правое ухо.
Самый быстрый — Данила прыгнуть было хотел, да вдруг слетел с телеги вихрем. Завадский ничего не успел понять. Рядом хрипел Филин, хватаясь за шею. Уже соскакивая с телеги, Филипп увидел, что вокруг бычьей шеи Филина обмотана цепь с шипованной гирей. Затем он слетел с телеги.
Ведомый инстинктом Завадский бросился к обочине, сюда же побежал и сумевший увернуться от напасти Антон. Позади телег орудовали кистенями страшные люди в кожаных шкурах. Рядом с отбивающимся Данилой лежал бездыханно Филин, видимо мертвый. Тем временем один из всадников налетел на убегавшего Потеху и ударил его саблей по голове. Двое других бросились на Завадского с Антоном, обнажив палаши. На Завадского пожаром набросился ужас. Успело мелькнуть на фоне неба темное лицо с вырванным ноздрями.
—Ристай, Асташка!— заорал кто-то.— Разорвет!
Завадский бежал по взгорью к лесу, каждое мгновение ожидая удара в спину, но вместо удара споткнулся о корень и покатился назад. Все замелькало перед глазами: небо, виляющие задами кони, спины в соломе, деревья, снова небо, мохнатая морда за ветвями.
Прежде он услышал, чем понял — глухой рев из бездонного нутра. Треск веток. Свисты, крики. Конское ржание. Грохот телег. И только затем увидел — на взгорье перед ним поднимается медведь.
Тупые глаза в черных ободках на большой мохнатой голове взирали на него. Короткая пасть оскалилась, и зверь мгновенно стал таким страшным, что Завадский замер и не смел дышать.
Робкие мысли скакали на задворках — жалкие, никчемные и все же в них вся его сила. Ровно такая, какая отпущена ему природой. Не веря ни во что, ибо в такие моменты нет места вере, Завадский ухватился за одну из них и понял — будет тяжело. Медведь, крутя мокрым носом поднялся на задние лапы и заревел. Завадскому почудилось, что он уловил даже колебания воздуха и зловоние плотоядного чрева, но больше не думал ни о чем, вцепившись взглядом в черные будто мертвые глаза. Это было невыносимо трудно — преодолевать волю матушки-природы, медведь говорил ему об этом каждое мгновение. Первая попытка. С поразительным для своих габаритов проворством зверь метнулся вперед, пригнув морду, легко владея своим четырехсоткилограммовым весом и тут же дернулся в сторону. Завадский не отводил взгляда. Врет сукин сын! Хорош! Но рано. Он еще будет изнурять. Вторая попытка. И снова в сторону.
Завадский медленно шагнул назад. А ты нестрашный, прозвучал в голове детский голосок Виктории. Совсем нестрашный.
Кто-то стоял позади, левее. Слышался осторожный шелест. Задрав морду, зверь шевелил туда носом, косил бешеными глазами.
—Уходи, медведко!— раздался сзади уверенный голос Антона, сопровождаемый каким-то стуком.— Не пужай! Ступай, родимый!
Медведь рыкнул, но уже не так жутко, мягко опустился на четыре лапы и чуть поразмыслив, сутулой горой посеменил по опушке, ломая ветки.
Завадский вздохнул. Ему казалось, что он разом похудел килограммов на десять и все ушло в чистую энергию, которую забрал с собой медведь.
А ведь спас, понял он, едва придя в чувство.
Антон вылезал из канавы с корягой в руке.
—Во-но як, братец, бывает.— Сказал он, щурясь вослед медведю.
Завадский утер дрожащей рукой лоб, посмотрел на пустынную дорогу и пошел туда. Антон двинулся следом.
Земля хранила следы нападения — взрытия конских копыт, бурые пятна, разметанная солома.
—Зачем они мертвых забрали?
—Живьем их полонили, Филипп. Саблей разбойник Потешку плашмя приложил, от гостиного Филина приглушило. Данилу изувечили. Нас токмо медвежик уберег.
