Тишка выбежал из поселения и нырнул в березовую рощу. Она должна было скоро смениться поляной, но парень заплутал, углубился в чащу, понял, что забрел не туда, вернулся назад к мостику и взял левее. Та, к которой он спешил говорила ему, что за мостом будет тропка — прямиком до недостроенной мельницы, но кругом все усеяно было листвой, из которой торчали голые прутья кустарников. Внезапно вдали Тишка увидел фигуру, спешно шагавшую навстречу и сразу понял, что под тропою имелась в виду едва заметная просека — человек шел прямо по ней.
По мере приближения Тишка узнал в человеке долговязого парня с дебильной улыбкой. У него одного из немногих в этой общине были добрые сапоги, а не лапти, хотя он нигде не работал — ни плотничал, ни охотничал, ни рыболовил, но Тишка знал причину — этот парень с клочкообразной бородой по имени Меркул был младшим братом местного вожака — Шумилы. У Шумилы было шесть братьев и все они здесь были определенной силой, властным костяком, мозговым центром которого был конечно сам Шумило.
Анютка зачем-то рассказала об этом Тишке накануне, хотя ему это все показалось скучным, он хотел, чтобы она смеялась, как обычно, но кажется ее как будто что-то тревожило.
Тишка пробежал мимо Меркула — тот всадил в него свой тупой бычий взгляд, умноженный этой дурацкой улыбкой. Тишка поморщился — не нравилось ему как пялился этот долговязый — пристально, будто хотел докопаться. В глаза бросился распахнутый ворот рубахи и бледная безволосая грудь — будто ныне, в ноябрьском предзимье ему сделалось жарко. Что он тут делает? Не место ему здесь, подумал бегущий себе дальше Тишка, не видя, что Меркул остановился и глядит ему в след.
А Тишка уже позабыл о нем — перед глазами его теперь пылал в огненной страсти будоражащий гибкий стан, сияли прекрасные глаза, в которых хотелось утонуть, звенел чудный голосок, переливающийся в тихий заразительный смех.
Лес наконец поредел и расступился. Впереди показался черный остов недостроенной восьмигранной мельницы. Нашли где мукомолку строить, остолбени,— фоном мелькнула мысль,— у самого леса! Тишка перешел на шаг, сердце его сильно колотилось, будто норовило выпрыгнуть.
Завтра, говорила она, пойдем мы за шишками недалече — в кедровку у старого пастбища, я буду бродити подле мельницы, собирать вал…
Тишка спешил. Не обманет же! Вот уже и мельница, за нею одинокая лутошка, но поблизости никого.
—Анютка!— позвал он негромко. Вдали мелькнуло что-то белое. Две бабы шли вдоль опушки, но совсем далеко — с полверсты и вскоре скрылись за пологим холмом. Тишка испытал разочарование. Неужели и она там? Не дадут побыть вдвоем, хлебнуть вдоволь пьянящего любовного зелья, насладиться друг другом, прогонят! Эх…
Тишка снова позвал — никакого ответа. Нет ее здесь. И вдруг — мелькнуло что-то в десяти шагах за лутошкой. Тишка рванул, окатываемый жаром ужаса. В мокрой траве и листьях лежала Анютка. Нежное лицо бледно и покойно, будто не чувствует холода. Мятый сарафан и нижняя юбка задраны, обнажая прекрасные ноги, которые так хотел он осыпать поцелуями.
Тишка бросился с разбегу на колени, проехался на них по мокрой траве, угодил рукой в корзину с высыпавшимися шишками.
—Анютка! Анютка!— стал он трясти ее за плечи, сам трясясь, будто в горячке.
Голова девушки запрокинулась, и он увидел страшные кровоподтеки на нежной шее.
* * *
Вопреки ожиданиям древорубы отобедали скоро и тотчас пришел один из братьев Шумилы — хмурый и похожий на валун горбатый Анашка с дедом Антифеем и всех погнал работать. Филипп с братьями не дождавшись Тишки, отправились на засеку. Древорубы пришли следом, работы благо пока хватало на троих — один занимался обрубкой сучков, пока двое таскали. Сами древорубы забирались все дальше в чащу в поисках дерева получше и в целом работали неспешно. Братья тоже не утруждались.
В какой-то момент древорубы ушли уже метров на сотню, братья присели отдохнуть, и тут из лесу выбежал на них Тишка — вид растрепанный, в глазах ужас будто медведя увидал, сам какой-то мокрый.
—Что такое?— Филипп встал навстречу Тишке, схватил за плечо.
Тот шатался будто пьяный. Братья тоже поднялись, обступили его.
—Уязвили… Анютку… погу… били…— срывающимся голосом проскулил он, шаря кругом круглыми как у мыши глазами.
—Что?
—Мертвая она говорю, брат… мертвая!
В это время вдали раздался дикий бабский визг.
Филипп переглянулся с братьями.
—Живо говори, что случилось!
Тишка кое-как рассказал, глотая слезы. Плохо дело, подумал Завадский.
Крики вдали множились.
—Тебя кто-нибудь видел?— спросил Филипп.
—Ась?— Тишка глядел сквозь него.
—Отвечай! Видел кто-нибудь?!
—Не… не. Токмо… токмо Меркул…
—Кто?
—Сый… брат Шумилки овый!
—С лицом дебила который?
Тишка кивнул и вдруг прищурил глаза.
—Убо он! Он же истнил ее, брат!— закричал вдруг Тишка.
—Тихо!
Тишка схватил Филиппа за рукава.
—Он убо шел от вешняка, и мы с ним разминулись! Брат, иде уговорились мы свидеться с нею! Еже онамо он делал? Он же! Он и погубил ее!
Филипп хмуро поглядел в сторону поселения, только сейчас открылся ему весь масштаб новой проблемы. Он оттолкнул Тишку, присел на бревно.
Тишка тем временем продолжал бесноваться.
—Надобе сыскать его, брат!— с жаром говорил он, взмахивая тощими руками.— Сыщем!
—Что?— не понял Филипп.
—Угомонись, отрок!— бросил хмуро Антон.
—Надобе отмстить! Сыскать страхолюда да снять выблядку голову! Я сам…
Филипп вскочил, схватил Тишку за горло, прижал к сосне.
—Ты еще не понял, придурок?! Ты в жопе теперь! У них здесь свой биом! Ты здесь никто. Тебе надо думать только об одном — как не сдохнуть! Ты понял меня?!
Тишка задыхался, по грязным впалым щекам катились слезы.
—Не слышу!
—Да-а…— Проблеял Тишка.
—Мы все в заднице по твоей вине, сраный Ромео! Я тебе говорил сидеть тихо, а не мозолить всем глаза с местной девкой!
За деревьями замелькали приближающиеся древорубы. Крики в поселении привлекли их.
Филипп выругался и отпустил Тишку.
—Будем уходить, брат?— тихо спросил Антон.
—Тогда они точно решат, что это наших рук дело… Работаем дальше. Никто не в курсе. И присматривайте за этим.— Филипп указал на Тишку.
—Давай вставай,— Бес схватил присевшего Тишку за шиворот, поднял и толкнул к поваленной сосне,— иди работай.
Двое древорубов ушли в поселение и не вернулись, остальные отыскали себе новую засеку в полверсте от старой и стволы теперь приходилось таскать с новой на старую. Прошло три часа, Филиппу так и не удалось заглянуть в поселение. Он присматривал за Тишкой, тот работал молча, только лицо его было хмурым и серым. Стемнело. Вышел старший из оставшихся древорубов и сказал, что работы закончены. Двинулись в поселение.
