По первому виду и простой домотканой одежде — крестьяне. Глядели они настороженно, некоторые были с топорами и палками — явно не для работных дел. Главным среди них оказался говорливый мужик среднего роста по имени Шумило. Хотя возможно это было прозвище. Завадский уже привык, что в семнадцатом веке прозвища часто заменяли имена — предтеча будущих фамилий.
Шумило был широкоплеч, жилист, жидкобородат, имел глаза навыкате, приплюснутый нос и в целом чем-то напоминал Завадскому ангарского маньяка Попкова.
—Здравствуйте, люди добрые! Кто такие? Амо путь держите?— протараторил он четкой скороговоркой бывалого зэка.
Филипп отчего-то не мог отделаться от сходства его с уголовником.
Антон выдал заранее приготовленную легенду:
—Мы люди Тобольского купца Автандилова. На дороге из Урги ключилося с нами несчастье — бросились на наш обоз конне черти нехрещенные татары, всех истнили, побили да пограбили, ин хозяина нашего на куски изрубили, мы же еле ноги унесли, топерва путь держим в Братский гради.
Шумило часто заморгал, зацокал, не вызывая, однако доверия. Остальные мужики глядели хмуро. Только один молодой долговязый парень смотрел с дебильной улыбкой, чуть приоткрыв рот.
—А еже хотите от нас?
—Мы хотим купить у вас коней, ежели лишних имеете.— Сказал Филипп.
Все взгляды переместились на него, привлеченные в том числе его непривычным говором.
—На что же купить, ежели вас пограбичи?— спросил Шумило, выкатив на Завадского любопытные глаза.
—За пару лошадей с повозкой дадим рубль,— вместо ответа сообщил Филипп.
—Постой-ка,— засеменил к нему Шумило и как по команде за ним двинулись другие мужики,— отнюду, мил человек, у тебя рубль, коли ты холоп невольний?
Филипп изучающе смотрел в водянистые глаза с ложной угодливостью глядевшие на него снизу.
—Филипп служил у нашего купца приказчиком.— Пояснил Бес.
Мужики поглядели на Беса, и от его ужимок стали посмеиваться.
Шумило же видя, что Филипп, Антон и отрок Тишка не разделяют их насмешек, неожиданно гаркнул:
—А ну охолонись, братва! От великого ума елико потешаетесь над хворым?! Сами же горемыки еже мы!
Мужики как по команде прекратили посмеиваться, только долговязый продолжал придурковато скалиться, но Завадский уже понял, что у него это вероятно врожденное.
—Мы единако нахлебались горестей.— Вздыхая пояснил Шумило.— Сами с посаду под Албазином. Яко сожгли его цины, бежали мы семьями, дабы не пленили нехристи. Ноне покамест суть да дело, Сибирь оток вольный, само себя не прокормишь, на Бога бысти не уповай, поди-тко сами ведаете?
Антон и Филипп согласно кивнули.
—Убо люди мы простые яко и вы, посем рублей ваших нам не надобе. Ин да зачем они зде посреди лесов да болот? С еродиями [цаплями] да векшами [белками] торговати? А вы нам пособите лучше братцы добрым деянием. Мужицких рук вдосталь, да лишнего не буде. Пару денечков и дадим коней с тележкой. А с нас же кров да щей с хлебом.
—А что же за работа, Шумилка?— спросил Антон.
Шумило как будто смутился, хотя Филипп был уверен, что тот переигрывает.
—Да церквушку мы зде кропаем, ребяты.
—Молодцы,— «похвалил» Завадский, думая про себя что встреча с очередным «пастырем» это не так уж плохо. Во всяком случае вряд ли им теперь грозит выдача проклятому строгановскому приказчику. Не только как практик, но и как бывший преподаватель сектоведения, Завадский хорошо знал, что лидеры сект предпочитают, как можно дальше держаться от официальных властей.
—Убо коли область наше хрестьянское годе церквушка не помешает, тако бысти ей вмале, да деяние духовное, вы люди крещенные сами ведаете.
—Ну что ж,— поглядел на братьев Филипп,— дело ваше богоугодное и мы только рады послужить ему да с благодарностью вашему гостеприимству.
* * *
Шли, однако, дольше, чем Филипп предполагал. Наконец, минут через тридцать мужики вывели их на полянку, размером примерно в два школьных стадиона в плотном окружении елей и берез. На полянке размещалось около двух десятков дворов, в самой северной части у вырубленного полукруга расположилась небольшая постройка из двух клетей и недостроенной третьей. Шумило указал на нее и сказал, что это и есть храм.
Работа на них легла тем не менее самая тяжелая и низкоквалифицированная — им нужно было ходить в лес почти за версту и таскать оттуда бревна, которые тесали уже в общине два местных древодела.
Жителей тут действительно было на первый взгляд немного — как будто несколько десятков, вероятно под сотню или чуть больше. Мужики, женщины, много девушек и парней, а вот детей Завадский почти не видел.
Имелся у них и кое-какой скот — по полянке бродили коровы и козы, где-то блеяли овцы, кудахтали куры. Коней тоже хватало — в основным рыжих кляч, Филипп при первом же обзоре насчитал сразу дюжину и немного успокоился, поняв, что их вероятно не станут обманывать.
Шумило показал им фронт работы, указал место, где валят лес и после передал в «руки» хозяйственному старичку Антифею и той самой бабе с колотушкой. Они отвели их в избу, где в грязной коморке надлежало им спать. В тесноте да не в обиде. Вчетвером уместятся, но только правда как шпроты в банке. Впрочем, пару дней потерпеть можно, если на кону Итанцинский острог через неделю.
Баба сначала относилась к ним холодно, но видя, что люди они добрые, в общении вежливые, стала ласковее. Особенно ей полюбился почему-то Бес к удивлению Филиппа. Обычно женщин (да и многих мужчин) пугали его судороги — его натурально считали бесноватым. Но сейчас она поставила перед ним тарелку с большим куском говядины и щей налила ему побольше и погуще и все глядела на него, и не спешила уходить.
Старичок Антифей был немного нагловат и едва братьев накормили тут же погнал их работать. Противиться не стали — уговор есть уговор. Пошли в лес и таскали волоком бревна до самого вечера. Тут не помешала была ломовая лошадь, но добрый лес огораживала чаща — человеку едва пройти.
С самого появления в поселении беспокойный Тишка искал глазами свою Анютку, но так и не нашел. Антон потянул его за ворот в лес. Работа оказалась куда тяжелее, чем они думали. Бревна были довольно длинные, тяжелые, но самое утомительное было таскать их с засеки через чащу, так как они то и дело утыкались в какое-нибудь препятствие. Единственный плюс — время летело быстро. Древоделы уже к вечеру закончили третью клеть.
Шумило был доволен и очень деликатно попросил их остаться не на два дня, а на полтреться, то есть на два с половиной, а по сути на три. Филипп поджал губы, но спорить не стал. Конечно, ему было бы удобнее заплатить за лошадей и повозку, чем тратить время, но выбора не было.
Несмотря на близость зимы, погода все еще баловала, только темнело рано. Ужин оказался скуднее обеда — им дали по лепешке с водой. Филипп подумал — лучше бы уж Антон пошел как обычно на охоту и добыл косулю или дичи, и они поели досыта, но обижать гостеприимства хозяев не хотел, несмотря на то что Шумиле он особенно не доверял. Филипп чувствовал, что он таким образом, как будто отчасти снова становится тем, кем был когда-то — при всех недостатках обычным человеком, который никого не резал, не грабил и не обманывал. Здесь, среди простых людей, в диком месте он будто хотел прикоснуться к старому миру, ощутить остаточную чистоту в душе.
