Все это он складывал встарую металлическую коробку, обнаруженную вчулане под лестницей.
За несколько часов Максим сумел тщательно иметодично обыскать весь кабинет, все шкафы, полки иящики, даже половицы проверил, нет ли тайника. Затем без особой надежды на успех заглянул вкомнаты родителей, потом напился чаю, надел шапку, куртку иполез на чердак.
До чердака мамины руки еще не дошли, так что здесь все было как при прежних хозяевах. Несколько сломанных стульев, плетеное кресло спорванным сиденьем, точно такое, какие любят показывать вфильмах, снятых по произведениям Чехова иОстровского. Несколько узлов, старомодное пальто скаракулевым воротником на вешалке, зацепленной за балку. Когда-то оно было заботливо укутано чехлом, но тот давно сполз на пол, иникто его уже не поправил. Аеще тут был большой фанерный ящик, шляпная картонка, большая корзина, завязанная старым платком, сломанная игрушечная лошадка, такие раньше стоили жутко дорого. Максим вдетстве мечтал отакой, но родителям она была не по карману. Видно, Щеголевы-Гудковские ивправду жили небедно. Вобщем, осмотрев фронт работ, Максим бесстрашно взялся за дело. Он без стеснения залез вкарманы старого пальто, ачто, может, там сохранилась важная записка? Но нашел только двадцать копеек денег, потом приступил космотру корзины, узлов идалее по списку. Поняв через полчаса, что жутко замерз, сообразил перетащить часть неосмотренных коробок иящик вниз иуже втепле, не спеша, продолжил работать.
На улице незаметно стемнело, спина побаливала от сидения внеудобной позе, но ничего ценного ему не попадалось. Одна чепуха. Оставался большой ящик, такой, вкоторых отправляют посылки. Надежный фанерный ящик, только очень большой. Внем, наверное, можно было белого медведя по почте отправить.
Ящик был битком набит бумагами. Очевидно, вдова композиторов сложила сюда весь семейный архив. Здесь были старые афиши, альбомы свклеенными газетными вырезками, все они, за исключением нескольких, были посвящены творчеству Модеста Щеголева. Первого мужа Лариса Валентиновна определенно любила больше.
Затем пошли письма, открытки, телеграммы. Очевидно, композитор часто имного гастролировал ислал любимой семье весточки сгастролей.
Максим не поленился ипрочел их все. Это были хорошие письма, полные любви, заботы идоброты. Чувствовалось, что семья Щеголевых была дружной исчастливой. Супруги делились друг сдругом впечатлениями, мнениями, советовались, обменивались новостями, шутили, волновались, скучали, строили планы. От этих писем на душе становилось тепло инемного грустно, что такая семья разрушилсь. Несколько открыток ителеграмм, посланных семье композитором Гудковским, были обычными формальными отписками, лишенными каких-либо чувств или интимности. Они были написаны стандартным сухим языком, почти казенным. Иприписка «Люблю. Анатолий» дела не меняла. Никого он не любил, иего, похоже, тоже не любили, потому иписьма, ителеграммы не хранили, судя по датам, оставшиеся относятся кпервым годам супружеской жизни Гудковских.
Отдельно от всех реликвий лежал пакет, обернутый вбумагу иперевязанный простой бечевкой. Максим почувствовал волнительную дрожь вкончиках пальцев. Он зубами развязал несколько мелких крепко затянутых узелков на пакете ивысыпал на стол кипу конвертов. Чистых белых конвертов, не подписанных, без марок, но вкаждый из них было что-то вложено.
«Модест! Дорогой мой, любимый мой, мне так тяжело! Если бы ты знал, как мне тяжело без тебя!» Максим синтересом перевернул листок– тысяча девятьсот шестьдесят пятый год. Если он ничего не путает, то кэтому времени Модест Щеголев уже не один год покоился вмогиле.
«Явсе время пытаюсь говорить стобой, ивсе время сама себя обрываю, боясь заговорить вслух. Вот, решила писать, так безопаснее.
Модест, Толя умирает. Ты знаешь, мы сним поженились, янадеюсь, ты понимаешь меня ине сердишься. Когда тебя не стало, он очень поддержал меня, детей, стал нам опорой, лучшим другом. Мне показалось, что яполюбила его, мы поженились, это было ошибкой. Очень скоро наши отношения испортились, да ты исам это знаешь, апотом…
Потом он признался, что убил тебя. Модест! Это было ужасно, это было самое страшное, что случилось вмоей жизни, разумеется, за исключением твоей гибели.
Ястолько лет жила бок обок ствоим убийцей, иради чего он убил? Почему, за что? На убийство его толкнули зависть, тщеславие, жажда славы иуспеха. Он хотел завладеть камертоном. Он сказал мне, что ты бездарность иникогда бы не достиг успеха без него!
Яни на секунду не поверила вэту чушь, но вот Анатолий верил иверит до сих пор. Даже умирая, он все спрашивает окамертоне.
Модест, узнав отом, что он сделал, язахотела его убить. Отнять его жизнь за то, что он отнял твою исломал мою жизнь. Мне казалось это справедливым. Ядаже придумала, как это сделать. Помнишь, унас была банка яда на антресолях, ты достал, чтобы вытравить крыс на даче. Он так красиво назывался– «Раствор Клеричи». Им ясобралась отравить Анатолия, но испугалась, поняла, что не смогу, да иЛуша отговаривала. Она– единственный человек, кому ядоверилась. Она поддержала меня, не дала совершить убийство. Что бы Анатолий ни сделал, как бы страшно ни было его преступление, уподобиться ему яне могла ипросто спрятала камертон, потому что он был ему дороже всего на свете.
Атеперь Толя умирает. Модест, врач сказал мне сегодня, что он умирает от отравления таллием, яне поленилась изашла вбиблиотеку посмотреть, что это такое. Модест, это иесть раствор Клеричи, точнее, этот раствор делают из таллия!
Явдруг испугалась, мне неожиданно стало мерещиться всякое. Авдруг яне просто хотела, ана самом деле отравила его? Япомчалась домой, нашла на антресолях ту самую злосчастную банку и,завернув вкакое-то старье, вывезла ее подальше от дома ивыбросила впомойку. Но перед этим я, запершись на все замки, как какой-то преступник, пыталась понять, не стало ли вбанке меньше жидкости, аесли стало, то кто же ее брал?
Это было глупо. Раствор так ядовит, что для убийства достаточно сущей малости.
Модест, что мне делать? Ябоюсь милиции, если главврач сообщит, от чего умирает Толя, они могут начать следствие. Это будет ужасно. Яуже чувствую себя виноватой, хотя изнаю, что этого не делала.
Аеще ябоюсь узнать правду, кто отравил Анатолия. Авдруг все же я? Аесли же нет, если яне сошла сума, тогда кто это сделал? Определенно не Луша, она сразу была против отравления, требовала пойти вмилицию. Но тогда кто? Кто мог узнать нашу тайну, кто мог прочесть мои мысли, разгадать те страшные намерения, что зрели во мне?
Как мне плохо без тебя, как ты мне нужен, как ялюблю тебя!
Твоя Лара».
Ничего себе, откладывая письмо, подумал Максим. Значит, второй муж Ларисы Щеголевой отравил первого, иотравил из-за камертона. Он придавал ему мистические свойства. Максим достал из нагрудного кармана рубашки теплый, мягко поблескивающий инструмент инежно погладил его. Шторы на окнах были плотно задернуты. Теперь Максим за этим внимательно следил. Он любовался камертоном ивспоминал, как впервые взял его вруки. Вспомнил, как изменилось его настроение, вспомнил, как изменилась комната, окрасившись свежими яркими красками, солнечными бликами, наполнилась музыкой. Да, да. Музыка начала звучать внем, едва он коснулся камертона, до этого он был глух.
