Дни Максима снова наполнились смыслом, занятиями, творческим непокоем. Павел Иванович уже хлопотал вмузыкальном училище, чтобы талантливому молодому человеку разрешили экстерном сдать экзамены, чтобы он сразу же мог поступить вконсерваторию. Амузыка захватила Максима, наполнив до краев. Она лилась из его сердца легко исвободно, иПавел Иванович, слушая его сочинения, все чаще стяжелыми вздохами приговаривал, что завидует его дарованию, что никогда не мог так легко иярко творить. То мрачнея, то радуясь за своего ученика.
Апотом случилось несчастье.
Это было вконце января. Всубботу вечером они собирались пойти прогуляться на озеро, но Оля уснула, иони сСашкой не захотели ее будить, атихонько оделись иушли, оставив на кухне записку, чтобы она не волновалась. Было еще не поздно, и,уходя они не стали включать вдоме свет. Икогда вернулись, света тоже не было, идверь была не плотно прикрыта, ав комнате на полу лежала Оля, бледная, сзакрытыми глазами, аизо рта унее стекала тоненькая струйка крови.
Милиция сказала, что вдом залезли хулиганы, наверное, деньги искали или ценности, атут Оля проснулась, вышла из своей комнаты испугнула их. Они ударили ее по голове подвернувшимся под руку бюстом композитора Глинки исбежали. Четких следов вдоме найти не смогли, вместо них остались только грязные лужи, ана дворе слабый снежок, который пошел вечером, кприезду милиции превратился внастоящий снегопад.
Оля выздоравливала долго. Сперва кней не пускали, иМаксим сходил сума от беспокойства, каждый день мотался вбольницу, музыка его стала тревожной, полной невысказанной любви имуки, иПавел Иванович сказал, что это вершина выплеснувшегося втворчестве чувства, что уМаксима родилось произведение потрясающей глубины, ипри этом даже прослезился. АМаксим даже не обрадовался, сейчас он хотел только одного, чтобы Оля поправилась. Аеще вечерами, сидя вдоме, он стал зябко ежиться, словно от чьего-то недоброго взгляда, ив его голову стали приходить мысли, атак ли уж случайно было происшествие сОлей?
Ведь кто-то уже пробирался вего дом, обыскивал его? Аможет, он еще вернется? Кто бродит во тьме вокруг дачи, караулит, высматривает, что-то ищет? От этих мыслей Максиму становилось не по себе. Аоднажды вечером он задремал прямо за столом вкабинете, акогда проснулся резко, вдруг, словно его толкнули, увидел за окном чьи-то глаза. Пока он моргал иприходил всебя, они исчезли. Глаза исчезли, анатоптанные валенками большие бесформенные следы остались.
Теперь Максим стал надежно запирать двери, каждый вечер проверял окна, авозле кровати поставил топор, которым колол дрова во дворе. Но такая жизнь его категорически не устраивала, ион твердо решил, что после выздоровления Оли или поймает злоумышленника, или съедет сдачи. Жить впостоянном неврозе иприслушиваться кскрипам ишорохам старого дома было невозможно.
Аеще было бы неплохо понять, что понадобилось этому человеку на старой даче? Никаких ценностей они там не хранили, да ине было их уего семьи. Аможет, сокровища принадлежали прежним хозяевам? Может, на даче спрятан клад? Аесли так, то, выходит, прежние хозяева онем не знали, анеизвестный злоумышленник узнал? Бред. Дача не такая уж старая, ивладело ею, по словам Павла Ивановича, одно семейство. Выходила какая-то нестыковка. Но что-то здравое врассуждениях Максима все же было.
Он до сих пор не интересовался прежними хозяевами. Кроме того, что дом принадлежал некогда знаменитому композитору, потом его жене, но Максим ничего не знал об этих людях. Аможет, стоит расспросить про них уПавла Ивановича? Ведь ни Максим, ни его родители определенно не могли ни для кого представлять интереса. Аможет, все дело вкамертоне, закралась Максиму вголову пугливая, неловкая мысль, камертон был действительно, по-настоящему ценен, точнее, бесценен, идело было вовсе не взолоте. Нет, нет. Этого не может быть. Если бы он был нужен старым хозяевам, они бы его просто потребовали, абольше никто не мог онем узнать. Максим никогда иникому онем не говорил. Даже Оле, даже родителям, даже Павлу Ивановичу. Значит, дело вдругом.
–Голубчик, да яже вам рассказывал уже,– пожал плечами Павел Иванович.– Дача принадлежала сперва композитору Щеголеву, он ее ипостроил. Затем его семейству.
–Да, япомню, но мне хотелось поподробнее узнать об этих людях,– прихлебывая горячий чай сбрусникой, пояснил Максим.
–Гм. Даже не знаю, что вам исказать? Обычная семья. Вдова Лариса Валентиновна была очень красивой женщиной, приятной, интеллигентной, мы сней дружили по-соседски. УЩеголевых было двое детей, сын идочь. Сын пошел по партийной части, насколько язнаю, сейчас вМоскве. На даче уже лет десять его никто не видел. Адочка Лиза, Елизавета Модестовна, иногда появлялась. Как правило, они сюда всей семьей приезжали, смужем идочерью, навестить Ларису Валентиновну. Вот, собственно, ивсе.
–Такое скучное семейство?
–Ну, батенька, все мы вкаком-то смысле скучные люди,– махнул рукой Павел Иванович.– Вот когда был жив сам Модест Петрович, тогда да. УЩеголевых было очень интересно. Собирались шумные компании, бывали разные знаменитости, звезды эпохи, можно сказать! Ипевцы, иартисты, имузыканты, иученые. Да-а. Такие вечера давали! Смузыкой, розыгрышами, танцами! Очень было интересно. Ну акак Модеста Петровича отравили, их жизнь полностью поменялась.
–Отравили? Всмысле, как Сальери Моцарта?– удивился Максим. Такие вещи, как отравление, рядовым событием не назовешь.
–Вот, вот. Что-то вроде. Говорили, что его отравили каким-то редким веществом, но убийцу так ине нашли,– покивал Павел Иванович.– Азнаете, что любопытно? Второй супруг Ларисы Валентиновны тоже умер от отравления!– воскликнул, оживляясь, Павел Иванович.– Представляете, какая ирония? Только вего смерти ничего криминального не обнаружилось, просто несчастный случай. Но сам факт! Какая ирония судьбы. Неудивительно, что Лариса Валентиновна втретий раз замуж не вышла, да ивообще очень изменилась,– печально проговорил Павел Иванович,– как-то потухла, совершенно замкнулась всебе, мне кажется, что идети-то на дачу перестали приезжать именно из-за этой ее перемены. Очень жаль, такая красавица вмолодости была, глаз не оторвать. Апосле смерти второго супруга, очевидно, решила, что над ней злой рок довлеет, или что-то вэтом роде. Яи на похоронах ее второго мужа был. Анатолий Михайлович ведь тоже был композитором. Итоже довольно известным. Конечно, не такого масштаба, как Модест Петрович, но все же личность известная. Да, да… Вот что значит судьба. Просто злой рок, да итолько,– покачал головой Павел Иванович.
Очень интересно. Два композитора. Два отравления, причем одно определенно умышленное. Вдова бывшая красавица, явно небедная, дача эта… Что-то вэтом есть, размышлял Максим, пробираясь по сугробам ксебе домой. Но самое главное, нападение на Олю инесколько попыток обыскать дом. Почему именно сейчас? Ведь дача какое-то время пустовала? Можно было беспрепятственно проникнуть… Этот вопрос заставил Максима неуютно поежиться. Нет, он не боялся грабителя. Он был крепким парнем, спортивным ине из трусливых, от драки никогда не бегал, но этот вопрос затронул что-то важное, трепетное вего душе, иМаксиму это не понравилось. Камертон. Вот что его тревожило. Очевидно, что после смерти последнего мужа бывшая владелица дачи засунула футляр скамертоном на книжную полку изабыла онем, ивдруг, спустя столько лет, объявляется на даче этакий внезапно одаренный молодой человек, не имевший кмузыке никакого отношения, иначинает буквально извергать из себя песни, этюды, музыкальные фантазии, онем уже говорят вмузыкальных кругах, онем хлопочут, его продвигают. Ачерез месяц сего песней на радио выступит сам Борислав Михайловский! Павел Иванович через каких-то знакомых передал певцу партитуру, итому понравилось!
