Максим пробежался пальцами по клавишам, потом еще, еще иеще. Он исам не мог понять, почему ему вдруг так понравилась музыка иигра на рояле ипочему вместо того, чтобы рассекать размашистыми гребками прохладную свежесть озера, нежиться на солнце, лежа вредкой прибрежной траве, он сидит вдушной комнате ираз за разом повторяет гаммы. Максим потер руками лицо, вдохнул полной грудью жаркий летний воздух и, скинув рубашку, сдернул со стула полотенце ирешительно перемахнул через низенький подоконник. Лазать вокно стало для него любимой привычкой.
Музыка. Старый дом пропитался ею от фундамента до крыши, иМаксим, кажется, заразился ею, как сенной лихорадкой.
–Максим!
Света. Максим слегка сморщился. Но тут же справился ссобой.
–Привет. Ты откуда здесь? Собиралась вроде бы через неделю приехать?
–Ая планы поменяла,– пожала плечами Светлана.
Сегодня на ней был пестренький ситцевый сарафан, аволосы убраны вхвост, иот этого она смотрелась еще моложе. Девчонка-школьница.
–На озеро собрался? Давай ко мне зайдем, ятоже купальник возьму.
Отказаться было невозможно. Пришлось идти.
–Всубботу вфилармонии интересный концерт, уменя есть лишний билет, не хочешь составить мне компанию?– сидя после купания на берегу, спросила Света, глядя на сверкающую россыпью брильянтов водную гладь.
Впоследнее время Максим стал все явственнее ощущать ее интерес ксебе. Точнее, интерес был всегда, но впоследнее время Света, устав от бесплодных ожиданий каких-то действий сего стороны, сама перешла внаступление.
–Извини, боюсь, не получится,– потирая смущенно переносицу, ответил Максим.– Яобещал родителям заняться чердаком ввыходные. Папа смамой будут разбирать вещи, ая бегать вниз-вверх со всяким хламом. Отпуск скоро заканчивается. Надо все прибрать до отъезда.
По Светиному застывшему профилю было ясно, что она обиделась. Отношения со Светой стали тяготить Максима впоследние пару недель. Девушка влюбилась внего или думает, что влюбилась. Ее привычная беспардонная манера держать себя стала мягче, авот напор усилился. Ему не хотелось ее обманывать, Света совершенно ему не нравилась, но итерять учителя музыки было жаль. Одно время он думал, что общие интересы, ее веселый характер ив общем-то симпатичная внешность помогут ему если не влюбиться, то хотя бы как-то привыкнуть кней, почувствовать дружескую симпатию. Увы. Они были слишком разные. Он мог сней общаться, проводить время, но ни разу унего не возникло желания поцеловать ее или обнять. Никакого. Так что, как это ни грустно, но их занятиям, кажется, пришел конец, надо только сообщить об этом Свете помягче ипотактичнее. Хоть бы отпуск поскорее закончился, невесело размышлял Максим.
–Поздно уже, я, пожалуй, домой пойду,– резко поднимаясь, сказала Света, иМаксиму показалось, что вее глазах сверкнули слезы.
Она ушла так стремительно, что он даже «пока» крикнуть не успел. Было неловко истыдно, девушка все же обиделась.
Максим лежал без сна всвоей комнате, вертя вруках камертон, следя за игрой теней на потолке иприслушиваясь ктихой, нежной песне, зарождающейся унего вдуше, которая наполняла ее покоем исветлой, пронзительной грустью. Он так иуснул, сжимая вруке камертон.
–Максим, как ты мог? Как тебе вголову взбрело взять иуволиться?! Что за блажь?– причитала мама, размахивая зажатым вруках кухонным полотенцем.– Такая хорошая работа, зарплата, перспектива, ты подавал такие надежды!
–Никаких надежд яне подавал, абыл рядовым сотрудником срядовыми перспективами,– устало проговорил Максим.– Мам, явзрослый мужчина, это моя жизнь, имне решать, как ее прожить. Явсе обдумал. И, пожалуйста, не надо делать трагедии из ерунды. Яне пропал, не спился, не умер. Ипапу не дергай, пожалуйста. Унего сердце, он разволнуется.
Эта сцена была ожидаема, Максим ее боялся, но понимал неизбежность объяснения. Апотому ничего не говорил маме до последнего, пока не получил полный расчет. Впереди ждала неизвестность. Впрочем, устроиться обратно вНИИ,или на завод, или еще куда-то он всегда может, двери открыты, специальность унего есть, опыт работы тоже. Но ему хотелось другого.
–Что же ты теперь намерен делать?
–Заниматься музыкой,– честно ответил Максим. Врать он не любил, особенно без нужды, ав данном случае не считал нужным, потому что был взрослым мужчиной иимел право самостоятельно принимать решения отом, как жить ичем заниматься.
–Музыкой? Втвоем возрасте?– всплеснула руками мать.– Что еще за блажь пришла тебе вголову? Ну нравится тренькать на этом проклятом рояле– на здоровье. Никто не запрещает. Вон, дядя Вася на аккордеоне играет, Сашка Федоров на гитаре, дядя Митя, тети Олин брат, на гармошке, ивсе они работают как нормальные люди!– со слезами вголосе напомнила мама.
–Яне собираюсь бренчать на гитаре по подворотням или на свадьбах пьяную публику развлекать. Ясобираюсь серьезно, профессионально заняться музыкой. Найду какую-нибудь непыльную работу ибуду готовиться кпоступлению вмузыкальное училище.
Из дома Максим съехал на дачу, там был рояль, там было тихо, там не было мамы сее слезами, укорами, попытками вернуть заблудшего сына на путь истинный. Итам был Павел Иванович, согласившийся позаниматься сМаксимом.
Павел Иванович был членом Союза композиторов. Заслуженным деятелем искусств ив прошлом преподавателем консерватории. Унего еще сохранились кое-какие связи, ион обещал составить Максиму протекцию при поступлении вмузыкальное училище.
Как творческая единица Павел Иванович, по его собственному признанию, ничего выдающегося не создал, писал музыку для театральных постановок, кнескольким проходным фильмам, но зато раскрылся как талантливый педагог. Что лично для Максима стало большой удачей.
–Голубчик, увас явный талант, удивительно, что он спал так долго. Неужели вдетстве июности вас не тянуло кмузыке?– слушая, как Максим наигрывает коротенькую мелодию собственного сочинения, восклицал Павел Иванович.
–Сам удивляюсь,– улыбнулся Максим.– Но до приезда вэтот дом ипеть-то не особенно любил. Есть вэтом месте что-то удивительно вдохновляющее, музыка сама вголове рождается, яи не планировал ничем таким вжизни заниматься, атеперь вот бросить не могу. Просто наваждение.
–Действительно. Что-то магическое вэтой истории есть,– без всякой шутливости заметил Павел Иванович.– Авы знаете, что некогда эта дача принадлежала известному советскому композитору Модесту Щеголеву? Вы наверняка слышали его песни, например, «Ленинград– любимый город…», «Пушки молчат», «Береза белая склонилась…»– напел по несколько нот из каждой песни Павел Иванович.
–Да, слышал. Но фамилия упродавцов дачи была какая-то другая. Трегубовы вроде бы?
–Модест Щеголев умер еще впятидесятых, так что дача перешла по наследству кего детям, сын, насколько язнаю, вМоскве проживает, адочь вышла замуж, сменила фамилию. Кстати говоря, ее муж тоже музыкант. Но уних своя дача, ипосле смерти Ларисы Валентиновны, это вдова композитора, надобность вэтом доме отпала. Вот ипродали. АЛариса Валентиновна была очень привязана кдому. Интересная была женщина. Когда умер Модест Петрович, она еще совсем молоденькой была, за ней тогда многие ухаживали. Иона даже еще раз замуж выходила, но вот судьба, снова овдовела. Да… Но, давайте продолжим.
