–Предсказательница Ли!– обрадовался Гиль. Мне польстило, что он узнал меня и даже имя вспомнил.– Рад видеть вас в добром здравии.
Я нарочно глянула на инспектора Чана. Тот сверлил помощника свирепым взглядом – видимо, не мог пережить, что так успешно меня выставил, аГиль все портит. Это больно резануло по сердцу: чем я так его разозлила?
Гиль сгрузил папки инспектору на стол и пошел мне навстречу.
–Сержант Пак,– утомленно позвал инспектор.– Вернитесь на свое место.
Пак Гиль не послушал, мало того, жестом пригласил меня выйти на парковку. У меня все нервные окончания словно огнем загорелись. Только что готовилась уйти поверженная, и вдруг…
–Извините его, инспектор – грубый человек,– сказал Гиль, когда мы оказались на залитой солнцем парковке. Ха! Грубый! А кто был таким милым в прошлый раз?– Вы, наверное, хотели узнать, что мы выяснили про смерть Пак Со Ён.
Так у тусовщицы, которая умерла в моем салоне, появилось имя. Через стеклянную дверь я краем глаза увидела, что инспектор уже движется к нам. Видимо, боялся, что помощник сообщит мне лишнее.
–Прошу, скажите мне дату рождения студентки, которая умерла около храма,– попросила я, не надеясь на успех.
–Третье мая две тысячи девятого,– ответил Гиль.– Родилась здесь, вАндоне, время не знаю.
Я ошарашенно уставилась на него. Он точно понял, для чего это мне: чтобы рассчитать бацзы человека, нужны дата, время и место рождения.
–Мне жаль, что вам пришлось увидеть ту смерть, поэтому решил вам помочь. Но теперь уходите.
За нами распахнулась дверь, и я отпрянула, чтобы не подставить Гиля.
–Пошли,– отрезал инспектор Чан. Дождался, пока Гиль поравняется с ним, и понизил голос:– Что ты ей сказал?
–Ничего.
Я поклонилась обоим и пошла прочь, отчего-то взволнованная до мурашек. Когда я решилась оглянуться, дверь в участок уже закрылась.
Мозгу, который склонен на чем-нибудь зацикливаться, только дай повод. Три дня назад я старалась забыть доброту инспектора, а теперь пыталась забыть его грубость. Меня будто встряхнули, как тот европейский сувенир – стеклянный шар со снегом,– и все во мне взболталось и пока не осело. Голым я его больше не представляла – много чести!– но и себя представлять мертвой расхотелось. В конце концов, это последнее средство, и я сейчас не в опасной близости от увлечения красивым парнем, а в гражданском возмущении от поведения мужчины, которого точно не взяли бы сниматься в кино или рекламировать джинсы. Так что ночь прошла спокойно – от обиды я проспала часов десять.
–Юн Хи, хватит в облаках витать! Или ты выходишь на работу, или я отменю аренду салона,– сказала мама за завтраком.– Я сделала тебе расклад: день удачный для бизнеса, особенно до полудня. Вечер надо провести спокойно, чтобы энергия дня не иссякла, так что ладно уж, можешь валяться и смотреть телик, как ты любишь.
–Можно подумать, ты не любишь,– буркнула я.– Сегодня же вторник, будет пятая серия «Тайн семьи Ын», а потом какая-то премьера.
–Телепрограмму она помнит, а то, что пора бы на работу,– нет,– проворчала мама, обращаясь к отцу, но он тоже витал в облаках и не ответил.
Я представила, как снова захожу туда, где лежала мертвая тусовщица Пак Со Ён, вспомнила ее остановившийся взгляд, неподвижные влажные губы, и меня замутило так, что пришлось лечь головой на стол.
–Ты всегда слишком интенсивно думаешь о смерти. Девушку подвело сердце, ее же не убили,– рассердилась мама.– Иди-ка на работу, там быстрее обо всем этом забудешь.
В общем, пришлось соврать, что я ушла в салон, и надеяться, что у отца нет концерта вЙемтео, а то он обязательно решит заскочить к дочери. Тот день и пару дней после я занималась тем, что бродила по центру Андона и изучала бацзы мертвой девушки номер два, сидя в кафе и библиотеках. При мысли о салоне я покрывалась испариной, но не нашла сил признаться в этом своей несгибаемой матери.
Никакого сходства между умершими девушками я не нашла: разный год рождения, разные стихии. Студентка Ким Ха Юн оказалась Быком земли инь – мудрый и творческий знак. Интересно, что она делала вЙемтео в тот день? Тоже туристка? Или, может, писала какую-то научную работу? В интернете об этом, увы, никто не упоминал.
Местные новости я теперь читала каждый день. Если кто-то еще умрет… Я не хотела этого, честное слово,– просто фантазировала, как пришла бы к инспектору и сказала: «Я была права, тут что-то странное». Какая из его ипостасей встретила бы меня? Добрая или злая?
Я пила вот уже который капучино за день, смотрела на парней в очередном кафе и сравнивала их с инспектором Чаном. Это уж точно не могло считаться увлеченностью, потому что все сравнения оказывались не в его пользу. У одного парня были стильно подобранные аксессуары, у второго – идеально отбеленные зубы, третий водил пальцем по экрану самой последней модели телефона, о которой везде писали,– значит, богатый. Вот доживу до тридцати и выберу себе такого парня, что все ахнут. А инспектор пусть прозябает в своем участке с плакатами и фикусом.
Бывают моменты, когда жизнь становится на удивление лишенной содержания, призрачной, пока что-то не пробуждает нас, как весна – семена, спящие под землей. Десятого июня я проснулась и, как обычно, первым делом уткнулась в телефон. Открыла новости – и резко села в кровати.
«Молодую офисную сотрудницу О СуДжи накануне обнаружили мертвой вЙемтео, около книжной лавки Story. Полиция сообщает, что следов насильственной смерти не найдено, но, по информации нашего издания, за последнюю неделю это третья подобная смерть, что не может не вызывать тревогу».
Я начала судорожно искать другие новости по теме и обнаружила на сайте местного телеканала видеорепортаж, который начинался с записи, сделанной женихом девушки. Он снимал себя на телефон – подавленный, красивый, глаза заплаканные.
«Су Джи была совершенно здорова. Я знаю это, потому что мы готовились к свадьбе и оба недавно проходили обследование. Полиция говорит, она умерла естественной смертью, но этого не может быть! Я добьюсь правды, чего бы это ни стоило. Она пошла в этнографическую деревню, чтобы заказать серьги к свадьбе. Прошу всех, кто был вчера вЙемтео и видел ее, связаться со мной по номеру телефона внизу экрана и рассказать любые детали».
Он показывал ее фотографию, открытую на планшете, и его руки дрожали.
«Безутешный жених в знак протеста и скорби отказывается покидать место смерти О СуДжи»,– печально сообщил корреспондент андонского канала, но глаза у него так и горели: вкои веки вЙемтео происходило что-то более сенсационное, чем фестиваль народной музыки или выставка глиняных изделий.
Корреспондент стоял на знакомой улочке в десяти минутах ходьбы от моего салона, а рядом на земле понуро сидел парень, одетый в деловой костюм. Он держал в руках белую хризантему, цветок скорби, а двое полицейских пытались вежливо его увести – не тащить же волоком под прицелом камеры. К своему стыду, внимательнее всего на этом видео я разглядывала полицейских, но знакомых не увидела. Зато искренне зареванное, несчастное лицо жениха меня поразило. В моей семье яркие эмоции не приветствовались, а жених, нисколько не стесняясь журналистов, прохожих и полиции, рыдал по мертвой невесте, размазывая слезы рукавом пиджака.
