Фальстаф криво усмехнулся.
–Такие копать не станут. Да и вообще… пара экскаваторов все сделает быстрее и лучше, у нас же не век пирамид и семирамидства?
Саруман взглянул на него с осуждением на лице.
–Хочешь сказать, эти бесполезники совсем уж бесполезники?.. И БОД им давать не стоит?
–Спасем мир от углеродного следа,– сказал Фальстаф бодро.– А то ишь, коровы пукают, видите ли!.. Коровы хоть молоко и творог дают, а эти зачем?
Я понаблюдал за обоими молча, раньше и подумать не мог, что вот так отреагируют. То ли их все же достало засилье дураков, то ли ощутили угрозу культуре и сельскому хозяйству.
А я еще колебался, обезвреживать бомбу или не стоит. В конце концов решил, что погибнут всего лишь болельщики, далеко не самые нужные люди общества, а при нынешнем уровне хайтека вообще лишний груз.
Правда, футболисты тоже погибнут, кумиры грузчиков и асфальтоукладчиков, но если учесть, что вообще-то один сотрудник любого НИИ стоит всех футболистов мира, плюс хоккеистов и вообще всех спортсменов, то убытка обществу не будет, зато чище станет точно.
Правда, они тоже переносчики жизни из прошлого в будущее, но эта функция теперь уже не такая уж необходимая. Бессмертие наступит раньше, чем население планеты уменьшится хотя бы вдвое, а зачем нам столько народу?
Саруман как будто подслушал мои мысли, пробормотал:
–Автоматизация производства растет, безработных все больше. Правительство ломает голову, какой бы дурью их занять, чтоб от безделья не пошли шины жечь и витрины бить.
Фальстаф поддержал с некоторой, как показалось, преувеличенной горячностью:
–Или как обосновать им зарплаты за безделье, раз БОД наша экономика еще не потянет.
–Намекаешь,– сказал Саруман с сарказмом,– что бомбу заложил кто-то из Минфина?
–Они умные,– ответил Фальстаф,– но не настолько решительные. Решительность – это свойство солдат, последнего звена на пути эволюции к человеку.
Саруман вздохнул, лицо омрачилось.
–Ну вот, двадцать тысяч человек разом погибли, а мы острим… Мы очерствели или мир стал наждачным?
–Рашпильным,– уточнил Фальстаф,– да и мы… в шипах с ног до головы. Слишком много нас. Раздражаем друг друга. Даже не друг друга, а один другого.
Саруман поднял взгляд на экран боковой стены, вздрогнул.
–Берлог!.. Ты че крадешься?.. Давно там?
–Только что,– ответил я.– А теракт, что… Сейчас время жестких мер. Много наслоилось всякого разного, разруливать надо все и сразу. Иногда с молотом в руках.
Фальстаф сказал с наигранным осуждением в голосе:
–Ты как калькулятор!.. Хотел бы и я так. А то всякие там милосердия за ноги хватаются.
–Милосердным быть надо,– сказал Саруман наставительно.– Без этого нет цивилизации!.. Правда, к тем, кто нуждается. Футболистов, получающих миллионы долларов за пинание мяча по полю, сам бы отстреливал!
–Из зависти?– спросил Фальстаф ехидно.
–За ложный ориентир в жизни,– отрезал Саруман сердито.– Детям и дуракам соблазны нельзя показывать даже издали!
Я молча кивнул. Если даже миролюбивого Сарумана достало, мир точно нужно рушить и создавать новый.
–Берлог?
Я ответил несколько вынужденно:
–Мы не на трибуне, можем говорить как есть. Килограмм золота дороже ста тонн говна, хотя и говно вполне для сельского хозяйства. Но из золота делаем такие детали, из говна никакой поэт не сумеет, только добавит.
Фальстаф сказал оптимистично:
–Выращенный на полях урожай уже заменяем свежеиспеченным хлебом из принтера! Я за светлое будущее без дураков и спортсменов!
Саруман тяжело поднялся из кресла, упираясь в широкие подлокотники обеими руками. Постоял так, вздохнул и снова повернулся к экрану, с которого смотрю с сочувствием и тревогой.
–Связь не прерывай ни на секунду,– напомнил он.– Не хочу, чтобы хоть что-то потерялось из твоей яркой жизни!
Я сдержанно улыбнулся, если и потеряется какая минута, это не важно, просто оба деликатно напоминают, что нахожусь в емкостях «Алкомы-2», туда пишется все, и если из-за чего-то погибну, то для перезапуска задействуют копию.
Не догадываются, что если именно в цифровом мире склею ласты, то это и будет все. А умру в так называемом реальном, всего лишь создам новую аватарку.
Говорят, человек в одиночку ничего не сможет. Неправда, даже пирамиды Хеопса построит сам и без всяких инструментов, если дать время. Ну там несколько тысяч лет, или миллион, неважно.
У меня не только миллиарды лет, но и все знания человечества, а также энергия всех электростанций мира. Когда-то хайтек дойдет до возможности отката времени, страшно о таком даже подумать, но если я сумею это сделать сам, то катастрофы, надеюсь, удастся избежать. Главное, чтобы это было в одних руках, моих, а то если систему откатов изобретут в двух-трех странах, то рухнет не только человечество, но и планета, а то и галактика…
Из цифрового мира наблюдать за жизнью в этом, это как смотреть на строительство пирамиды Хеопса и ждать ее окончания.
Когда я прервал связь, Фальстаф начал вставать из кресла, а если через год снова выйду к ним, он все еще будет приподниматься, а потом в течение столетия двигаться к двери, что в трех шагах.
Несколько своих дней в цифровом мире занимался тем, что отщипывал у наркобаронов по миллиону-другому, это для перевода стартапам, которые заинтересовали. Первыми, конечно, нужны деньги таким энтузиастам, как Обри де Грей. Или Александру Фединцеву за его титанический труд в области генетического программирования, он бы сделал намного больше, будь у его лаборатории больше средств и возможностей. Еще Петру Федичеву, он с деньгами от анонимных филантропов сможет сделать больше, ускорить исследования по откату старения. А так же Москалеву и нашим энтузиастам-трансгуманистам, у них много прекрасных идей, но деньги обычно в руках не самых прекрасных людей на свете…
И, конечно, кроме меценатства и благотворительности есть и другой путь, его человечество освоило куда лучше.
Случаи делать зло подворачиваются по сто раз в день, а делать добро – раз в год, потому с энтузиазмом ударим малым злом по большому, это типа прижечь рану!.. Наши писаные законы, гражданские и уголовные, вытекают из неписаных: не укради, не убий, не солги и так далее, они вечные, а писаные меняют трактовки каждую эпоху.
Так что остаюсь верен вечным ценностям. Господь сжег Содом, Гоморру и еще три города в той долине, когда там осталось меньше десяти праведников. Не мелочился, местные праведники тоже виноваты, почему не удержали город от разврата? Если не смогли, то сами должны были уйти из такого нечистого места.
Я же выборочно прижигаю только очаги гноя и заразы, все надеюсь, что остальные то ли одумаются, то ли ужаснутся и начнут жить праведно, кто искренне, кто под палкой.
