В комнате наверху было темно. Я слышал, как Вик за моей спиной тяжело дышит, как будто на нашей лестнице было двести ступенек, а не двадцать.
—Ложись,— сказал я.— Слышал, что дед сказал? Береги силы.
Мы разошлись по своим постелям — я повалился на кровать, Вик на матрас рядом. Но спать не получалось.
Я взял в руки телефон. Сообщений не было, непринятых звонков тоже.
Я даже не был уверен, хочу ли я кого-нибудь услышать.
Я не мог забыть того, что видел. Пусть даже, если верить Герману, этого ничего и не было. Пусть даже все это мне приснилось. И Вику тоже.
Мне не в первый раз доводилось участвовать в собственных снах, и всегда я просыпался вовремя. И только сегодня я думал и не мог понять — в какое же время я проснулся?
Над этим можно было сломать голову. Но было и еще кое-что.
—Как ты думаешь, Вик,— спросил я.— Тот волк… ну, который был возле Германа… в том, волчьем мире… это и правда тот, о ком я думаю?
Вик долго не отвечал. В полутьме я видел, как он лежит, глядя в потолок, и его большие глаза как будто светятся. Но в них всего лишь отражалась луна.
—Не знаю,— сказал Вик.— Я только знаю, что это… волк-мертвец. Подземный волк. Я слышал о таких. Они спят в темных шахтах. Они ушли навсегда и не могут вернуться. Наши пути не пересекаются.
—Но… он же пришел?
—Он не пришел,— сказал Вик.— Он только… показался. Иногда мы видим их. И от этого бывает еще грустнее.
—А ты? Ты когда-нибудь видел своих? Это ты с ними говорил?
Я слышал, как он скрипнул зубами.
—Не спрашивай,— сказал он.— Мне будет плохо. Не спрашивай.
Я понимал, о чем он говорит. Теперь уже понимал. Только не знал, как ему помочь.
—Хочешь, выпьем чего-нибудь?— спросил я, немножко краснея.— Есть пиво. Я могу принести из подвала. Там дед все запасы прячет.
—Не надо,— сказал он.— Спасибо.
—Никто не заметит. Давай схожу, а? Я знаю, где висит ключ.
—Ты потом сходишь. Завтра. Спи.
Я смотрел на него и пытался читать его мысли. Но видел только сплошную темноту, похожую на тот поганый туман, что поднимался из Чернолесья. Только у меня не было излучателя, который мог бы пробить эту тьму.
—Вик,— сказал я.
—Да?
—Я хотел тебе сказать, Вик… ты хороший человек, Вик.
—Я?— он шмыгнул носом.— Я сам не знаю, какой я. И человек я или нет… тоже не знаю.
—Слушай, Вик. Не говори ерунду. Я знаю: ты мой друг. И мне больше ничего не надо знать.
—Только поэтому я еще жив,— проговорил он тихо-тихо.
И добавил еще тише:
—Не навсегда.
Затем он уткнулся носом в подушку, давая понять, что отвечать больше не будет.
* * *
Утром я проснулся от холода. Балконная дверь была приоткрыта, оттуда тянуло сквозняком. Солнце успело подняться высоко. Вика нигде не было.
Я вздохнул. Встал и вышел на балкон. Веревка, которую я привязал накануне, так и свешивалась вниз, пусть и не доставала до земли. Розовый куст, впрочем, на этот раз остался нетронутым, и никаких иных следов под окном я не заметил. Вик был ловчее меня.
Я спустился по лестнице вниз.
Странно, но деда я там не встретил и его любимчика Карла тоже. Окно было распахнуто, и со двора доносились голоса. Обычные, человеческие.
Ничего не оставалось, как выйти и посмотреть.
—Понятия не имею,— говорил дед милиционеру Сапегину.— Спроси что-нибудь полегче.
Рядом, конечно, переминался с ноги на ногу и Михалок. Они продолжали разговор и даже как будто не посмотрели на меня. Именно это показалось мне странным, не знаю, почему.
—Твои салюты были видны даже из деревни,— продолжал Сапегин.— От кого ты оборонялся? Может быть, просто принял лишнего под вечер?
Я подумал, что именно этого ответа они и ждали. И даже намекали, что неплохо бы так ответить.
Но Герман сделал вид, что не понял намека. Может оттого, что я стоял рядом?
—Я же говорю, случайность,— повторил он.— Не знаю, что это было. Возможно, лисица полезла под забор. Или кабан думал забраться в огород.
—Или волк?— предположил Михалок, со значением глядя на Сапегина.
—Теперь тебе везде мерещатся волки,— проворчал Герман.— Еще скажи, что ты опять видел волчьи следы.
Полицейские переглянулись.
—Мы видели следы,— сказал Сапегин хмуро.— Не здесь. А в овраге, на берегу Чернушки. Возле трупа мальчишки из лагеря.
—Что-о?— воскликнул я.— Это Вик?
Трудно даже объяснить, почему я поступил так неосторожно. Уже в следующую секунду я подумал, какой я идиот. Потому что оба полицейских воззрились на меня, будто в первый раз увидели. Правда, еще через секунду я понял, что на самом деле они только и ждали, когда я сделаю подобную глупость.
—Нет,— медленно произнес Сапегин.— Это некий Андрон Шестаков, юный качок из спортшколы в Гродно. Найден мертвым сегодня утром. Но ты сказал: «Вик»? С этого места поподробнее. Кто такой Вик? Почему ты подумал, что это мог быть он?
Мой дед Герман хотел что-то ответить за меня, но Михалок покосился на него и приложил палец ко рту.
Тогда я сказал:
—Вик тоже из «Эдельвейса». Это мой друг. Вот я и спросил.
—Ты не знаешь, где он? Он пропал?— спросил Сапегин еще настойчивее.— Он звонил тебе?
—У него нет телефона,— сказал я.
—У них там запрещены телефоны,— пояснил Михалок.— Они все там такие идейные.
—То-то их девчонки и гуляют по деревне в наушниках,— не поверил Сапегин.— Я лично сам встретил вчера возле магазина целую компанию… Но к делу. Итак, ты не знаешь, где этот Вик,— обратился он уже ко мне.— Вот и директор лагеря не знает, где он.
—Гройль?— ляпнул я, совершив очередную глупость.
—Кто такой Гройль?— не понял Сапегин.— Фамилия директора — Старкевич. Или ты знаешь еще одного директора?
—Я не знаю их директора,— сказал я.
—И это странно. Потому что он упоминал тебя.
Отчего-то мне стало страшно. Мне было нечего бояться, но этот полицейский сказал, что Гройль говорил про меня, а я слишком многое знал про этого Гройля. И я его видел — вот уж о чем точно не стоило бы вспоминать.
Наверно, я побледнел, потому что мой дед приблизился и положил руку мне на плечо.
—Не забывайте, что мальчик несовершеннолетний,— сказал он.— Для его допроса у вас недостаточно полномочий. Зато я могу написать жалобу прокурору на ваши действия.
Милиционеры помрачнели, и разговор сам собой прервался. Мне показалось, что я должен как-то разрядить обстановку. И мне показалось, что я нашел гениальное решение.
