–Она, наверное, дрессированная.– Катька таращилась на собаку как на чудо, и я её понимал.
–А знаешь, кто это?– Мишка разглядывал псину, заслоняясь ладонью от дождя.– Кр-ровавая гончая!– «Кр-ровавая» он прорычал так, что Катька хихикнула. Я исподтишка показал ему кулак, но Миха, кажется, не заметил.
–Почему кровавая?– Катька смотрела на собаку с тем же любопытством, никакая «кровавая» её не испугала.
–Гончая по кровяному следу – бладхаунд. Она ищет раненого зверя, потому и кровавая.
Катька разочарованно замычала: она-то рассчитывала услышать страшилку, а не скучные охотничьи рассказы.
Зато Микки у старика на коленях залился бешеным лаем, зарычал, завертелся вокруг своей оси, даже подпрыгнул, будто и вправду надеялся достать эту кровавую гончую и разобраться.
–Цыц,– старик сказал негромко, но Микки хватило. Он смирно уселся, но не переставал порыкивать, косясь на гончую. Всё-таки маленькие собачки во многом похожи. Я не видел ни одной, которая бы не бросалась на больших, словно пытаясь доказать, что они не хуже, и вообще.
Собака на козырьке только удивлённо наклонила голову: мол, что это там за брехастое внизу? Мне показалось, она усмехнулась. У неё были странные тёмные глаза и длинное ухо порвано. Даже не порвано, а как будто вырвали кусок чем-то круглым или маленькая собачка отгрызла. Болячка только запеклась: видно, что свежая. «Собаку ранили…»
Я до сих пор думаю, что было бы, если на вёслах тогда сидел Мишка? Или я? Он бы её не увидел, проплыл бы мимо. А я? Я бы проплыл? Что было бы, если бы дед Артём её не заметил? Если бы мы не спасли её, что было бы? Я не могу отделаться от этой мысли даже сейчас, когда всё давно позади.
Мишка встал в лодке, протянул руки, как будто ловит кота с дерева, как будто это может сработать:
–Пёсик, как там тебя,– он посвистел.– Пёсик, иди сюда! Иди, поймаю…
Собака попятилась и оскалилась. Что-то мне показалось странным в её оскале, но я не понял тогда что. Миха с досады хлопнул себя по бокам: видно, и он иногда теряет терпение.
–По-моему, она не хочет, чтобы её спасали. Тебе там нормально, да?
Собака опять подошла к краю козырька, наклонила кМишке удивлённую морду и зашевелила ноздрями, принюхиваясь. Мишка опять протянул руки. Собака вильнула хвостом, чуть подалась назад: неужели прыгнет?
–Точно дрессированная!– взвизгнула Катька – и всё испортила. Собака отошла от края и уселась с таким беспечным видом, будто на неё не льёт с неба и вообще она дома на диване.
–Ты чья ж такая нерешительная? Надо лезть.– Я шагнул на крыльцо, легко перебрался на перила, пригнулся, стоя под козырьком…
Собака зарычала. Она свесила морду так, что дышала мне в лицо, и обнажила клыки. Я отшатнулся и поскользнулся на мокрых перилах, Мишка успел схватить меня за руку. Собака тут же убрала морду.
–Поехали уже. Не хочет – как хочет, пусть слезает как залезла!
Катька протестующе заныла. А я стоял на своих перилах и соображал, куда деваться. Можно попробовать шагнуть на подоконник, держась за козырёк. Тогда собака, возможно, не побоится спрыгнуть по моей спине в воду…
–Ну!
Я шагнул. Подоконник был маленький и скользкий, но одной ногой я оставался на перилах. Ей только нужна ступенька – моя спина,– дальше она сама… В спину будто ударили сразу два черенка от лопаты, потом ещё два, потом собака смачно плюхнулась в воду, залив половину лодки. Я ещё стоял, раскорячась между крыльцом и подоконником, а она уже по-хозяйски скребла когтями резиновый борт. Мишка и дед Артём втащили её за холку, Микки опять залаял. Я спустился в лодку, наливая с одежды новой воды. Надо вычёрпывать…
Микки у деда на коленях заливался лаем, прерываясь только на то, чтобы оскалить зубы-иголочки. Дед Артём грёб с невозмутимым видом. Я взял ковшик и вычёрпывал воду, поглядывая на деда, а эта кровавая гончая, как её там правильно, глядела на меня. Мелкий Микки её не занимал, она сидела к нему спиной. А на меня пялилась. У неё были морщины на лбу, как будто она недовольно хмурится, вытянутая морда и какие-то не собачьи глаза. Тёмные, с красными прожилками сосудов, с оттянутым нижним веком и нависшим верхним, как бывает у людей в старости. Седины в чёрно-рыжей шерсти не было, но собака до ужаса напоминала мне угрюмого старика.
–Ромка, ты ей нравишься. Она на тебя смотрит. Можно её погладить?– Катька застала меня врасплох. Я был занят водой и странной собакой. Катька перекрикивала шум дождя и лай Микки, я аж вздрогнул.
–Разонравлюсь. Наверняка у неё есть хозяин где-нибудь вНовых домах. Сама видишь, дрессированная. Миха, не узнаёшь?
Мишка покачал головой:
–У нас такие не водятся. Не трогай, Кать, мне самому с ней неуютно.
Я мысленно согласился, аКатька не поняла:
–Конечно, неуютно, она же мокрая! Вот отмоешь, подсушишь – и можно будет на диване валяться с ней, Микки всегда со мной мультики смотрит.
Микки уже охрип, но не замолкал. Из горла его выходило странное сипение, как будто он повис на ошейнике, но продолжает рваться вперёд и сам себя душить. Только он был без ошейника. Дед Артём опять рявкнул «Цыц!»– иМикки ненадолго замолчал.
–Даже не думай, Катька. Мне отец не позволит. Да и хозяин наверняка есть.
–Тогда почему она без ошейника?– Я спиной почувствовал, как Катька показывает мне язык: «Я права, я права, что ты на это скажешь?»
–Вывернулась,– говорю.– Сидела на цепи и вывернулась.
Катька ещё что-то возражала, а я исподтишка рассматривал собаку. Это было нелегко: кровавая гончая по-прежнему пялилась прямо на меня, но я не смотрел ей в глаза – я смотрел на шею. У всех деревенских собак шерсть на шее примята, а у кого-то и вовсе стёрта ошейником. А здесь – ни следа. Мокрая короткая шерсть дыбом, но такие вещи, как полоса от ошейника, всегда заметны. Нету. Конечно, Катьке я об этом не сказал.
Отец ни за что не позволит мне взять собаку, а почему – долго рассказывать. УКатьки Микки, да и кровавая гончая (как её там Миха назвал?)– она же мне почти по пояс! Явно не та порода, с которой могут справиться дед и ребёнок.
–Приехали!– дед Артём сложил вёсла и стал выбираться из лодки.
Вокруг ещё была вода, но дед иМиха выбрались и стали привязывать лодку за канат к ближайшему забору. Им было по щиколотку. Мы стояли у самой окраины старой части деревни. Впереди, в сотне метров от нас, на маленькой возвышенности пестрели Новые дома.
Собака выпрыгнула из лодки, обрызгав меня на прощание, и потрусила по воде восвояси.
–Ушла…– расстроилась Катька.
–Я ж говорю, у неё есть хозяин!– В тот момент я правда надеялся, что хозяин всё-таки есть. Откуда-то она пришла, не по реке же приплыла, в самом деле!
В небе над нами застрекотал вертолёт.
–Её ищут!– охнула Катька.
