Моря прекрасны.
Моря свободны.
Ноалчность иборьба заресурсы может всё уничтожить.
Братство небыло какой-то официальной организацией. Его силой был авторитет входящих внего свободных капитанов.
—Предатели…— процедил сквозь зубы Ральф.— Да. Ипусть некоторые изних просто осели насуше, адругие непытаются хоть что-то изменить… Есть те, для кого нажива иличная власть стали превыше всего!— онгорько усмехнулся ипокачал головой.— Как сказал быстарик Спиритус, эти люди потеряли свою свободу, став рабами звонких монет. Имнет дело дочистых вод… Аведь свободные капитаны никогда небыли бедными!
—Некоторые немогут напиться, даже стоя уколодца.
—Вот-вот…— оннедобро посмотрел наменя.— Так что же, капитан Лаграндж, тыбудешь утверждать, что тебя неподослал комне кто-то изэтих предателей? Или сухопутных крыс?
Ятяжело вздохнул ипокачал головой:
—Никапитан Джонсон, нистарик Спиритус, нитвой капитан Мартынов никогда неосуждали капитанов, ушедших напенсию,— терпеливо проговорил я.— Свободный капитан волен сам распоряжаться своей судьбой. Втом числе сделать свободный выбор ипроститься сморем. Пока тыэто непоймёшь, так иостанешься малышом Ральфи.
Онхмыкнул иответил:
—Сейчас меня называют «капитан ван дер Эльм».
—Дорасти ещё нужно, чтобы называться капитаном,— хмыкнул я, откинувшись намягкую спинку кресла.— Вобщем, успокойся, Ральф. Янеизтех, кто предал идеи братства. Перед тобой сидит самый настоящий исамый свободный извсех капитанов. Будущий Хозяин Восьми Морей.
—Да, яслышал, что тытак говоришь,— скривился он.— Те, кто остались, присматривались ктебе. Некаждый день увидишь золотоголового алти. Даещё испатентом капитана,— онначал успокаиваться идаже сел обратно насвоё место.— Вот только счего тырешил, что тебе это посилам?
—Потому что это аксиома,— спокойно произнёс я.— Вот только вмире существует только один корабль, накотором открывали новые моря. Иясобираюсь наведаться кпредателю ивернуть его.
Вэтот момент Ральф разливал вино итак изастыл сбутылкой вруке. Атёмно-фиолетовая жидкость вполнейшей тишине наполняла кружку.
—Прольёшь, растяпа!— окликнул я.
—Знаешь,— оноттаял ипринялся наполнять другую кружку,— тыговоришь очень нагло иведёшь себя дерзко. Любому другому ябыуже сломал несколько костей.
—Но?
—Нопочему-то кажется, что тебе можно верить. Почему-то ячувствую, что тыговоришь правду. Хоть тыиговоришь странные истрашные вещи. Вернуть Лудестию?
—Можешь считать, что яоговорился инужно сказать «забрать».
—Тыутверждаешь, что Джекман предатель? Утебя есть доказательства? Дель Ромберг что-то рассказала?
—Япросто знаю, что Бари бессовестно наплевал навсё, что было дорого его лучшему другу икапитану. Аещё язнаю, что онотравил Леона Джонсона вовремя завтрака. Эй! Вот чего тынастол льёшь, а?
—Отравил⁈ Онего убил⁈— резко поставив бутылку, Ральф навис над мокрым столом.
—Атывсерьёз думал, что легендарный капитан мог отравиться керуанской тыквиной? Несмеши мои портки, Ральфи. Это был ядрыжей тропической лягушки.
—Вот как…— соблегчением вздохнул мужчина иплюхнулся вкресло.— Значит наши догадки были верны…
—О, вывсё-таки догадались?— искренне обрадовался я.— Честь ихвала! Ато, кого ниспроси осмерти Леона Джонсона, все пытаются спрыгнуть стемы.
—Дауж…— горько усмехнулся Ральф.— Люди боятся Бари. Доказательств убратства нет, нобратство считает его главным предателем. Атакже виновником смертей многих капитанов…
—Несомневаюсь, что братство право,— яотхлебнул вина.
Ральф поднял глаза иустало прищурился.
—Тыстранный, капитан Лаграндж. Ичем больше ядумаю отвоей странности, тем сильнее болит уменя голова.
—Это вино. Тывыпил залпом две кружки.
—Нет, неоно. Знаешь, братья свободные капитаны очень любопытны. Внашей природе искать ответы назагадки, находить что-то новое… Мне недаёт покоя главный вопрос. Кто тытакой, капитан Лаграндж?
Яусмехнулся, прислушиваясь ксвоим внутренним ощущениям. Азатем ответил:
—Что ж, покажу тебе кое-что, брат. Цени, тыбудешь первым. Правда, неуверен, что твоя голова нелопнет отэмоций.
Яподнялся состула исделал обещанное. Ральф жесосвоего стула рухнул. Азатем вскочив, залпом влил всебя третью кружку.
* * *
Вобщем, мыславно посидели. Ивсе свои письма яоставил уРальфа, онпообещал разослать ихадресатам. Всяко проще, чем лично договариваться скурьерскими судами или искать попутчиков.
Внутри одного моря можно было, конечно, связаться снародом через Транслятор… Нонедовсех удалось дозвониться. Кроме того, ядоконца неуверен, что смогу обезопасить канал связи, вдруг кто подслушает разговор.
Авот списьмами надёжнее. Велено передавать лично вруки, анаконвертах инструкция, как открыть и, главное, кому открывать.
Иными словами, если, например, письмо для Александра Лагранджа решит вскрыть Эндрю, конверт выделит молочко звериного папоротника, которое размоет чернила.
Влюбом случае беседа сРальфом здорово облегчила мою жизнь. Правда, мужик, как мне кажется, слегка поседел после нашего разговора. Возможно, несколько пережитых стрессов вовремя нашей беседы ему жизнь укоротили.
Хотя под конец онболее-менее пришёл всебя. Мысмогли поговорить детально. Ральф подтвердил слухи, что Бари интересуется юными, подающими надежды капитанами. Ипосле проявления его интереса эти капитаны либо пропадают, либо поступают наслужбу кБари. Вкачестве свободных капитанов или капитанов Викторианского флота Седьмого Моря— неважно.
—Похоже нато, что онбоится молодых капитанов,— подвёл тогда итог Ральф.— Думает, что они смогут его превзойти.
После этих слов онвперился вменя задумчивым взглядом, аяприпомнил день своей смерти ислова, сказанные Бари напрощанье.
Достигнутые сРальфом договорённости помогли продвинуться вреализации моего плана. Моя жекоманда справилась состальным, ивскоре Франки-Штейн покинул порт Нового Антверта.
Следующая остановка будет уже вСедьмом Сумеречном Море.
Глава 22
—А!!! Твою мачту! Что жтак качает-то!— вовсё горло заорал Берг.
Громадная молния разрезала треть неба иударила вморе. Поднятая волна врезалась вборт Франки-Штейна иотбросила его всторону метров насто.
—Грёбаный стыд! Что жпроисходит-то!— невыдержала Марси.— Это всегда так, что ли, дери его каракатица⁈
Ягромко расхохотался икрутанул штурвал, выравнивая курс.
—Нет, подруга! Просто нам повезло!— проорал я, перекрикивая рёв ветра.
—Если быкаждый переход через Глубокий Сумрак был таким, ябынепрожил шесть лет вморе!— рявкнул Берг.
