Ночь казалась бесконечной. В пять часов утра они получили
очередную порцию такой же информации. Но до семи часов утра не было никаких
существенных новостей. К этому времени Мэдди проснулась и уже пила кофе. Она
спала всего три часа, да и то урывками, свернувшись калачиком в кресле. Ее тело
затекло от неудобного положения. Это все равно, что провести ночь в аэропорту,
пережидая пургу.
Наконец в семь утра появились обнадеживающие новости. Врачи
сообщили, что президент все еще в тяжелом состоянии и мучается от боли, но он
улыбнулся жене и выразил благодарность нации. Хирурги, наконец, почувствовали
удовлетворение. И даже решились объявить, что, невзирая на возможные
осложнения, президент, кажется, вне опасности.
Через полчаса Белый дом обнародовал имя стрелявшего,
которого теперь называли не иначе как «подозреваемый», хотя вся страна не раз
имела возможность видеть пленку, на которой этот человек стрелял в президента.
В ЦРУ считали, что он не участник какого-либо заговора, а действовал сам по
себе. Его сына убили летом во время военных действий в Ираке, и он винил в этом
президента. Раньше он никаких преступлений не совершал и считался психически
нормальным. Просто он потерял единственного сына на войне, причин которой не
понимал и не хотел понять. После гибели сына он впал в депрессию. Сейчас его
держали под усиленной охраной. Вся его семья находилась в состоянии шока.
До сих пор этот бухгалтер пользовался репутацией уважаемого
члена общества и хорошего работника.
Какая грустная история, думала Мэдди. Через одного из
пресс-секретарей она послала записку Филлис Армстронг просто для того, чтобы
дать знать, что она здесь и молится за них. К ее величайшему изумлению, через
несколько часов Филлис ответила совсем короткой запиской: «Спасибо, Мэдди.
Слава Богу, ему лучше. С любовью, Филлис».
Мэдди была тронута до глубины души тем, что первая леди
нашла время черкнуть ей несколько слов.
В полдень Мэдди снова вышла в эфир. Сообщила, что президент
отдыхает. Состояние его все еще оценивается как критическое, однако врачи
надеются, что скоро он будет вне опасности.
Сразу после эфира снова позвонил Джек:
– Если не раздобудешь чего-нибудь поинтереснее и
поскорее, я пошлю Элиотта тебе на смену.
– Если ты считаешь, что он сможет лучше справиться,
посылай.
Мэдди настолько выдохлась, что на этот раз ее даже не задели
угрозы и обвинения Джека.
– У меня от тебя скулы сводит, – продолжал он свои
упреки.
– Я не могу ничего придумать, Джек. И все мы здесь в
одинаковом положении.
Тем не менее, он продолжал звонить почти каждый час, Донимая
ее попреками. В час дня раздался очередной звонок.
Мэдди с облегчением услышала голос Билла:
– Когда вы в последний раз что-нибудь ели?
– Не помню. Я так устала, что мне не хочется есть.
Он ничего не ответил, не предложил приехать. Просто появился
в госпитале двадцать минут спустя, с огромным сандвичем, фруктами и
прохладительными напитками. С трудом нашел ее в толпе репортеров, усадил в
кресло в углу и едва не силой заставил есть. Как представитель Красного Креста,
пришло ей в голову.
– Не могу поверить, что это действительно вы. До вашего
появления я и не сознавала, что умираю от голода. Спасибо, Билл.
– Теперь я тоже чувствую себя полезным.
Он оглядывался вокруг. Сколько репортеров, операторов и
звукооператоров, режиссеров... Все снуют взад-вперед, толпятся. На улице полно
студийных автобусов и пикапов. Похоже на зону стихийного бедствия, каковой на
самом деле и является сейчас этот госпиталь.
Билл с удовольствием смотрел, как Мэдди съела весь сандвич.
– Сколько вы еще здесь пробудете?
– Пока состояние президента кардинально не изменится.
Или пока нам это не надоест. Не знаю, что произойдет раньше. Джек уже
пригрозил, что пришлет Элиотта вместо меня. Ему мои репортажи кажутся пресными.
Но я не могу раздобыть ничего сенсационного.
В этот момент на помосте снова появился пресс-секретарь.
Все, включая Мэдди, вскочили и устремились туда.
На этот раз им сообщили, что процесс выздоровления, скорее
всего, будет сложным и долгим. Возможно, кто-то из журналистов захочет
отправиться домой, возможно, кому-то пришлют замену. В общем, сказал
пресс-секретарь, президент поправляется, правда, медленно, Осложнений пока
никаких. У врачей есть все основания надеяться, что его состояние будет и
впредь улучшаться.
– Можно его увидеть? – выкрикнул кто-то из толпы
журналистов.
– Боюсь, что нельзя еще в течение нескольких дней.
– А миссис Армстронг? Можно с ней поговорить?
– Пока нет. Она ни на минуту не отходит от мужа.
Собирается остаться здесь до тех пор, пока он не поправится.
Сейчас они оба спят. По-моему, вам всем тоже не мешает
прилечь.
Пресс-секретарь улыбнулся в первый раз за последние сутки.
Он сошел с помоста, пообещав вернуться через несколько часов. Мэдди отключила
микрофон. Подняла глаза на Билла. Она так устала, что с трудом держалась на
ногах.
– Что вы сейчас собираетесь делать? – спросил он.
– Я бы отдала свою правую руку за возможность поехать
домой и принять душ. Но боюсь, Джек меня убьет, если я уйду.
– Неужели он не может прислать кого-нибудь вам на
смену?
– Может. Но думаю, не сделает этого. Пока, во всяком
случае. Он хочет, чтобы именно я оставалась здесь. Хотя я не могу добыть ничего
такого, чего не сообщали бы остальные. Вы же слышали, нам сообщают только то,
что считают нужным. Но если они говорят правду, похоже на то, что президент
поправится.
– А вы им не верите?!
Пораженный Билл не знал, что ее задача заключается именно в
том, чтобы почувствовать, нет ли каких-либо противоречий или неточностей в той
информации, которую им сообщают. У нее всегда был на это нюх, поэтому Джек и
хотел, чтобы она здесь оставалась.
– В общем, верю. Но, по правде говоря, он сейчас с
таким же успехом может быть мертв. – Она действительно знала, что и такое возможно,
как бы ужасно это ни звучало. – Не думаю, чтобы они стали так лгать, если,
конечно, интересы государственной безопасности этого не потребуют. Пожалуй, в
этом случае они ведут себя достаточно честно. По-крайней мере я на это надеюсь.
– И я тоже.
Через полчаса Билл покинул госпиталь. А в три часа позвонил
Джек и, наконец, позволил Мэдди поехать домой принять душ, переодеться и
явиться на студию к пятичасовому эфиру. Она знала, что едва успеет это сделать,
что ей не удастся даже немного поспать. Джек уже сообщил ей, что после
вечернего эфира – в семь тридцать – она снова отправится в госпиталь.
